Век чудес

– Хотя я по-прежнему думаю, что надо было устроить вечеринку, – продолжила мама. – Радостные события следует отмечать.

– Что мы и делаем, – ответил папа и бросил на меня взгляд в зеркало заднего вида. – Она захотела провести свой день рождения именно так.

С каждой новой поездкой в эту сторону пейзаж по обочинам дороги все больше терял краски. И проблема заключалась не только в траве и эвкалиптах. Появились другие, менее явные признаки всеобщего увядания. Я видела, что берега водохранилища приобрели бурый оттенок, болотная трава и камыши поредели. Нам не хотелось говорить об этом вслух, ведь теперь у нас были теплицы и солнечные батареи для выращивания пищевых культур, но мы не могли не замечать, как тихо исчезает окружающая флора. Вид такого опустошения вызывал содрогание. Одному богу известно, что творилось на менее удачливых континентах. А вот поле для гольфа, мимо которого мы проезжали, неожиданно засияло еще более сочной зеленью, чем раньше. На самом деле старый газон просто заменили на высокотехнологичный искусственный дерн, и машинки для гольфа, словно рекламируя новую жизнь гольф-индустрии, безмятежно катались по холмам.

– Не понимаю, почему ты не захотела пригласить Ханну, – не могла успокоиться мама. Она даже повернулась ко мне, ремень безопасности врезался ей в шею. – Вы раньше так дружили.

– А теперь не дружим, – отрезала я.

Дедушкины владения переживали не лучшие времена. Он отказался рубить эвкалипты. Часть деревьев облысела и зловеще уткнулась верхушками в небо. Остальные упали на землю. Только сосны еще держали оборону, по-прежнему закрывая дедушкин дом от дороги и развернувшейся поблизости стройки.

Мы свернули на подъездную дорожку. Я выпрыгнула из машины и побежала к двери. Родители ждали в машине, не выключая мотор.

Я позвонила несколько раз, но никто не ответил. Я постучала. Вокруг фонаря над крыльцом роились мошки. За моей спиной наконец-то начало светлеть небо – медленно наступал рассвет. Я подергала ручку, но дверь оказалась заперта.

Я вернулась к машине, громко шурша балетками по гравию, и сообщила родителям:

– Он не отзывается.

– Может, забыл слуховой аппарат надеть, – предположил папа и, заглушив мотор, пошел вместе со мной к дому.

Мама приоткрыла дверцу, чтобы подышать свежим воздухом.

Папа отпер дом своим дубликатом ключа, и мы зашли внутрь.

– Пап? Мы приехали, – произнес отец.

В доме стояла духота и тишина, только размеренно тикали часы. На кухне горел свет.

Со времени моего последнего визита ничего не изменилось – закрытые окна, пустые шкафы.

– А куда все делось? – удивился папа. Он провел пальцем по голой полке и заглянул сквозь стекло в сервант из красного дерева, некогда забитый китайским фарфором и хрусталем.

– На Новый год он перебирал все свои сокровища, – объяснила я.

– То есть?

Мы вывозили дедушку на ужин почти каждое воскресенье. Обычно он поджидал нас на крыльце, ворча, что мы вечно опаздываем.

– Ну, он раскладывал вещи по коробкам, – продолжила я.

– Что? Но я ведь разговаривал с ним вчера вечером. – На папином лице отразилось беспокойство.

Коробки исчезли, стол освободился, все ценности куда-то пропали. Мы проверили спальню – в неубранной постели никого не было. В чулане недоставало половины вещей и обуви.

На кухне обнаружилась стопка каких-то писем и брошюрок, на которых лежала тонкая газета со следующим заголовком: «Они не хотят, чтобы вы знали правду о „времени по часам“». На холодильнике висела листовка с изображением идущих по улице людей с остекленевшими глазами. Подпись гласила: «Часовые зомби».

Мама зашла в дом и спросила, что случилось и где дедушка.

– Не знаю, – ответил папа.

– Боже мой, дом словно ограбили, – ахнула мама.

– Джулия говорит, что видела, как он собирал вещи.

Что-то внутри отца клокотало, словно мощная река под слоем льда.

– Ну, не то чтобы собирал… – протянула я.

Разъяренная мама повернулась в мою сторону:

– Может, хватит уже разводить секреты?

Папа выбежал во двор, освещенный лучами рассветного солнца, и начал звать дедушку:

– Папа! Где ты?

Я видела через окно, как он искал его в старой конюшне, на заднем дворе, в засохших зарослях на границе участка.

Дедушка уже не водил машину. У него ее даже не было. Он не мог уехать сам. С покупками и поездками ему помогали или мы, или живший по соседству паренек Чип.

– Он слишком стар для самостоятельной жизни. Как мы раньше этого не поняли, – сказала мама.

Я почувствовала, как к глазам подступают слезы.

Отец отправился к Чипу, чей дом типовой застройки недавно вырос поблизости.

Мама стала обзванивать телефонные номера, записанные на стикерах на холодильнике. Абонентами оказались прихожане, посещавшие с дедушкой одну и ту же церковь, служба телефонного оповещения и организация по поиску попутчиков для путешествий. В доме по-прежнему пахло дедушкой, листерином и старыми газетами. Антикварные часы в гостиной пробили семь раз. Мама дрожащим голосом диктовала номер своего мобильного на случай, если дедушка где-нибудь появится.

Вскоре папа вернулся с новостями: Чип бросил колледж и уехал.

– Куда уехал? – спросила мама.