Век Дракона

- Скажите мне, месье Амелл, - де Монфор вздохнул, поджимая тонкие губы. - Если бы кто-то из ваших близких был подло убит, и вы желали отомстить убийцам, пощадили ли б вы членов их семей? - И, видя, что собеседник не понимает, пояснил. - В Орлее есть обычай… по моему мнению, он пришел к нам из Антивы. Если членом одного благородного семейства другому было нанесено тяжелое оскорбление, или совершена подлость… как правило - убийство, и удовлетворение не было получено законным путем… Я имею в виду - обидчик ускользнул от возмездия властей. То пострадавшая сторона вправе разобраться с обидчиком… как пожелает уместным. Если же это невозможно, заплатить за преступление обязаны члены его семьи. Как правило, законы чести касаются только благородных, хотя иногда простолюдины тоже вовлекают свои семьи в такое, при нанесении крайне тяжелой обиды или оскорбления.

- Если я правильно понял, речь идет о вендетте, ваша светлость?

- Не совсем, - де Монфор вновь приподнял свой кубок, но не отпил, а принялся пальцем обводить по контуру вкрапленный в него камень. - Речь, скорее, идет о справедливом возмездии.

Дайлен кашлянул.

- При всем уважении, ваша светлость. Мне… лично мне не кажется справедливым заставлять отвечать за преступления невиновных в них людей. Даже пусть за… очень жестокие преступления.

Сирил де Монфор дернул углом рта. На его лице появилось какое-то капризное выражение, с оттенком горечи. Однако, как и все прочие проявления чувств, держалось оно не более нескольких мгновений. Когда орлесианец поднял взгляд, на Дайлена вновь глядели глаза варана - равнодушные, пустые и жестокие.

- Быть может, вы и правы, - приготовившийся к долгой беседе на эту тему и заранее выискивавший выражения, которые бы не обидели его высокого собеседника, Дайлен облегченно вздохнул. Сирил вновь усмехнулся и сделал знак слуге. - Месье Амелл, я вижу, вы вовсе не притронулись к моему вину. А я вам клянусь, этот божественный напиток вовсе не заслуживает подобного пренебрежения. Позвольте… нет, я настаиваю. Отведайте хотя бы несколько глотков. О, прошу вас. Я буду чувствовать себя не до конца исполнившим долг хозяина перед гостем, если вы так и не попробуете этого божественного напитка, что вышло из лучших валборетских винокурен около трех веков назад. Отец мой, добрый Проспер де Монфор, что этой осенью ушел к Создателю, был знатным эстетом и знатоком вин. Поверьте, он бы не стал хранить в наших подвалах, в особом ящике, всякую гадость.

Отказать хозяину после такого приглашения было трудно. Дайлен послушно взял свой кубок, до краев наполненный светло-розовым, почти прозрачным вином.

- В память о моем отце, Проспере де Монфор, - самостоятельно подлив себе вина из стоявшей на столе бутылки, лорд Сирил поднял собственный кубок. - И за справедливое возмездие тем, кто был повинен в его смерти!

- Да примет его Создатель, - Дайлен поднес вино к губам, и, сделав глоток, не удержался, осушив кубок до дна.

Хозяин дома не солгал и не преувеличил. Амеллу показалось, что пьет он нектар, что ранее до него вкушали только боги и богатейшие из орлесианских вельмож. Робко просочившись, в его разум вкралась мысль о том, что теперь, когда он отведал подобного, жизнь его в любом случае прошла не зря.

Внимательно следивший за господами слуга понял ферелденского гостя без слов, беззвучно появляясь рядом и вновь наполняя его кубок тем же напитком. Несколько потерявший свою настороженность Амелл осушил и второй бокал за упокой души неизвестного ему знатного батюшки де Монфора. Совсем незаметно для него он сам и хозяин дома переместились как будто бы в другую комнату, где жарко горел камин, освещая уже порядком сгустившуюся вечернюю темноту. Дайлен ощущал мягкость низкого дивана и утапливал ноги в косматом мехе какой-то шкуры, брошенной на пол. Они с орлесианцем о чем-то жарко разговаривали, быть может, даже спорили. Думать Дайлену было все труднее, как и удерживать отяжелевшие веки открытыми. Последним здравым размышлением его было виноватое покаяние о том, что пить вина, даже так немного, ему не следовало вовсе. Дайлен в последний раз дернулся из цепких объятий приятного опьянения и - сдался окончательно, проваливаясь в небытие и с неясными уколами тревоги ощущая на себе пустой и совершенно трезвый взгляд белесых глаз виверна.

Часть 2 - 35.

Дайлен пришел в себя в отведенной ему комнате, лежа на неразобранной кровати. Вокруг царила полутьма, разгоняемая сиянием ночного светила, видного в приоткрытое окно. Он попытался шевельнуться, и это далось ему нежданно легко, словно тело лишилось веса взрослого мужчины, и вот-вот могло бы воспарить в поднебесье. Бывший маг вцепился в покрывало и осторожно, задом вперед, спустил с ложа сперва одну, потом другую ногу, и лишь потом осмелился выпрямиться во весь рост, искренне напуганный вероятностью улететь в окно с первым порывом ветра. В окне этом он усматривал для себя немалую опасность, а потому, придерживаясь за стены и мебель, кое-как добрался до него и с грохотом захлопнул.