Век Екатерины Великой

– Я не знаю, чему и как учат тебя учителя, но знаю, что ежели бы я сидела на твоих занятиях, они бы показали всю свою лояльность к твоей матери-императрице. Потому я и не бываю на твоих уроках. Они, между тем, сказывают, что ты вполне прилежный ученик. Меня сие радует. Радует, что после меня сей огромной страной будет править разумный правитель. А править – дело ох какое нелегкое! Можешь мне поверить.

Павел стоял у окна, чуть склонив голову и опустив глаза. Екатерина, смиряя свой гнев, подошла к окну. Выглянула на площадь, и, скрестив руки, взглянула на сына. Тот стоял в той же позе. Худой и нескладный, одетый в светлый бархатный, с красивым кантом, камзол, он не вызывал в ней в последнее время ничего, кроме глухого раздражения. Императрица нервно прошла к своему креслу, остановилась и, опершись рукой о стол, продолжила:

– Али ты уже сейчас хотел бы сесть на престол? Али ты думаешь, будто он уже сейчас принадлежит тебе по праву? Ты ведь Романов, а мать твоя Ангальт-Цербстская, никакого отношения к России-матушке не имеет…

Павел беспомощно взглянул на мать, жестом рук показывая, что нет у его таковых мыслей. Ничего не сказав, он отвел вспыхнувшие гневом глаза.

– Тогда ты ошибаешься, – продолжала мать твердым назидательным тоном.

Она паки помолчала, оглядела сына с ног до головы, благо, глаза его были опущены долу.

– Не знаю, что тебе там нашептывают, но не думай, что я намеренно и насильно избавилась от твоего никчемного отца. Провидению было угодно, чтоб он ушел из жизни, – высказала она то, что давно мучало ее и что она давно желала поведать Павлу, дабы выяснить его отношение к ужасным событиям, связанными с гибелью его отца. Доселе прямого разговора на сей счет с сыном у нее не было. Не решалась.

Павел еще глубже втянул голову, Екатерина замолчала, судорожно сжав сплетенные пальцы рук.

– Я уверена, что царствовать ему все равно не пришлось бы и года. Не стали бы терпеть его выходки, противные русскому духу.

Она паки остановилась напротив Павла.

– И тебе даю совет на будущую твою жизнь: не стоит играть с огнем! Надо знать, а главное, любить свой народ! А что делал твой отец? Вырядил русскую армию в форму пруссаков, форму тех, кого бивали в честном бою русские солдаты. Презирал русскую армию, презирал православную веру. Отец твой притеснял церковь, не хотел знать русский язык, русские обычаи, оскорблял высокопоставленных лиц, офицеров. Кто, спрашивается, такое потерпит? Вот и результат…

Павел стоял, окаменевши, и не поднимал глаз.

– Никто не знает, – продолжала Екатерина, – где ты и я были бы, коли б не мое терпение и стойкость. Отправили бы нас в дальний монастырь в Сибирь, в лучшем случае. И чем бы все кончилось? Уже б забыли Романовых, были бы какие-нибудь Долгорукие или Шуваловы, или еще кто – но не мы с тобой.

Павел стрельнул глазами. Мать стояла спиной к нему. Он выпрямился. Государыня медленно повернулась к нему.

– Так что, дорогой мой сын, на мать зуб не точи. Не ходи вечно мрачный и скучный. Я встала на престол в тридцать три года, прежде того прожив здесь семнадцать лет. Так что поживи с мое. Твое время еще придет. Может, сумеешь сделать для твоего отечества поболее моего. Дай-то Бог! Что молчишь?

Павел вздрогнул, кажется, обрел способность говорить.

– Матушка-государыня, я не знаю, чем вызвал такой разнос. Нет и не было у меня помыслов, что коли я Романов, то должен непременно носить корону с ранних лет. Отнюдь. Я доподлинно глубоко почитающий и любящий вас сын.

В глазах его блеснули и тут же исчезли слезы.

Екатерина хотела обнять его, но не решилась: слишком давно она оного не делала.

– Я верю тебе, сын, – сказала она мягко, – беседа моя с тобой упреждающая. Ты взрослый, образованный человек. Знаю, что ты прочел половину библиотеки Корфа, что я тебе изволила подарить. Однако, вижу я, что наследник мой постоянно не в духе. Вокруг тебя разные непонятные люди. Один сей художник Василевский чего стоит. Он же масон! Как можно доверять людям, коих не принимает наша православная церковь? Я знаю, ты интересуешься историями о рыцарях, но сам-то ты, надеюсь, не масон?

– Нет, матушка, – поспешно открестился Великий князь.

– Не стоит тебе водиться с подобными беспокойными людьми, Павел Петрович! И тогда будет у тебя на душе легче. Кстати, – заспешила она поскорее выговорить то, что было ее главной целью, – возраст у тебя подошел, пора бы и жениться. Остепенишься, наладишь собственную семейную жизнь. Как ты на сие смотришь?

Цесаревич от неожиданности не знал, что и сказать. Екатерина, не давая ему подумать, настоятельно продолжила:

– Пригласим несколько немецких принцесс, будет тебе из кого выбрать.

Смущенный Великий князь, стоял, склонив голову, стесняясь посмотреть матери в лицо.

– Хорошо, матушка, как повелите! – молвил он наконец и, поклонившись, подошел к руке.

– Позвольте мне теперь удалиться, Ваше Величество, меня ждет князь Куракин.

Екатерина пытливо посмотрела на сына, тот с трудом выдержал взгляд.

– Иди, коли ждет. Паки будешь драться с Александром на рапирах?

– Нет, мы собираемся на конную прогулку.