Век Екатерины Великой

Екатерина Алексеевна паки находилась в тягости. Плод незаконной любви Григория Орлова весьма донимал Великую княгиню Екатерину Алексеевну. Она со страхом думала о времени, когда округлившийся живот уже никак невозможно будет скрыть – тем более, что не обладала она такими тяжелыми телесами, как Лизавета Воронцова, любовница ее супруга. Прошло время частого тошнотворного состояния – слава Богу, на четвертом месяце все недомогания начала беременности прекратились. Выносить и родить дитя для Григория она решила во что бы то ни стало. Екатерина с трудом перенесла смерть своей прелестной дочери. Сын же рос совсем другим, она находила его едва ли не самым некрасивым ребенком во всей империи. Все видели в нем сходство с Великим князем, но Екатерине он скорее напоминал старшего брата Салтыкова.

Они с Григорием не раз, пригорюнившись, думали о том, что же делать им в оном щекотливом положении. Вуде обо всем станет известно наследнику, Великому князю Петру Федоровичу, ее супругу, то может и полететь голова ее любимого, и ей самой такожде несдобровать. Как совершенно некстати слегла с тяжелой и, как поговаривали, смертельной болезнью императрица Елизавета Петровна!

Екатерина трусила. Над нею довлел страх перед тем, что ее беременность может быть обнаружена, а предпринять что-нибудь, пока императрица постоянно в болезни, казалось совершенно невозможным. Императрица оставалась единственной, кто мог защитить ее от сумасбродного неуправляемого супруга. Поелику – слава Богу, что императрица жива, и она может спать спокойно – никто не посмеет убрать ее из дворца! Екатерина в раздражении ходила по спальне, хмуря брови, заламывая руки, закатывая и раскатывая назад рукава своего платья-робы. В голове метались мысли о предстоящих родах, о способах обезопасить себя и дитя, о любимом Орлове, о муже-императоре, о болезни государыни Елизаветы Петровны – и многом другом.

Почувствовав тупую боль в затылке, она легла, в чем была, на постель и забылась тяжелым сном.

* * *

Любовь свою и Великой княгини Екатерины Григорий Орлов называл шальной. Братья его, блестящие гвардейцы Семеновского, Измайловского и Преображенского полков, знали о его связи с Великой княгиней.

– У нас с Екатериной Алексеевной самая что ни на есть настоящая горячая любовь. Вы даже не представляете себе, каковая из нее полюбовница!

Сбросив с себя плащ, Григорий захохотал, блестящие глаза его весело смотрели на братьев. Они же выказывали неподдельный интерес к предмету разговора.

– Ну, что уставились? В подробности не вхожу, неможно сие благородному мужчине.

Федор понимающе покачал головой:

– Что негоже, то негоже.

Но Григорию все же не терпелось похвастать:

– Одно скажу: мы с Катей и с нашей шальной любовью можем шалить часами, случается и всю ночь напролет – и все не надоедаем друг другу!

– Шалят они, – пренебрежительно усмехнулся Алехан. – А коли обрюхатишь? Пойдут разговоры.

– Да, – поддержал его Федор, – ведь головы-то полетят у всех.

Григорий нахмурился.

– Брюхатая она, братцы. Весной родит.

Алехан подскочил со стула, нервно прошелся.

– Шалун ты наш! А я-то вижу – попышнела, округлилась наша Великая княгиня. – Он исподлобья посмотрел на старшего брата. – Берегись бед, пока их нет, дурень! Вуде Великий князь Петр прознает – не миновать нам расправы. А буде государыне Елизавете доложат? – спросил он, строго оглядывая Григория.

Тот, сердито выпятив губу, пробубнил:

– Больна Елизавета, не до невестки ей. Другое меня, братцы, беспокоит.

– Что именно, Гришак? – встревожено спросил Федор.

– Сами роды, Федя, беспокоят. Вдруг не выдержит, закричит.

Братья переглянулись.

– Сама она уехать не может – сразу хватятся, да и неизвестно пока со всей точностью, когда подойдет срок, – продолжал Григорий.

– Надобно что-то учинить, дабы Петра не оказалось во дворце, – твердо заявил Алехан.

Григорий и Федор повернулись к нему, спросили одновременно:

– Что?

Тот пожал плечами.

– Не знаю, что и как, но надобно выманить его из дворца, как токмо шалунья твоя скажет про первые боли.

Григорий оживился, благодарно похлопал брата по плечу.

– А ежели устроить пожар? – вдруг подал голос Федор.

Все застыли на месте. Спустя мгновение Алехан громко расхохотался.

– Верно! – воскликнул он, давясь смехом. – Все очень просто: нашего чудика, Великого князя, хлебом не корми, а дай поглазеть на пожарище. Среди ночи встанет и бегом побежит. Диво-дивное – где бы ни был, как узнает, что где-то горит, так он тут как тут.

– Вот мы и устроим пожар, – радостно подхватил Григорий. Он хлопнул Федора по плечу и молодцевато подкрутил свои усы. Все облегченно вздохнули и, перебивая друг друга, заговорили о деталях. Расставаясь, по очереди обнялись.

– Дай Бог, все получится, как мы тут вместе наметили, – сказал Григорий в дверях, словно бы в напутствие.

* * *