Век Екатерины Великой

Патриот своей страны, канцлер Бестужев – Рюмин старался избавиться от засилья иностранцев во всех сферах деятельности, в том числе и от тех из них, кто состоял при особах Великого князя и Великой княгини. Весной, по рекомендации Бестужева и последовавшему приказу императрицы Елизаветы Петровны, из России отбыли в Германию Бредаль, обер-егермейстер Великого князя, герцог Голштинский Дюлешинкер, его камергер, племянник Брюммера, Краме, его камердинер, состоявший при его высочестве с малолетства, Штелин, учитель истории, и Бастьен, его егерь. Из иностранцев оставались при дворе лишь фельдмаршал Христофор Миних, давно не имевший никакого влияния, и личный лекарь государыни, Иоганн Лесток. У Петра Федоровича вместо бессменных с детства воспитателей, Брюммера и Берхгольца, появился новый обер-гофмаршал – Василий Никитич Репнин. Новый воспитатель не довлел над Великим князем, а находился при нем более как старший товарищ. Великая княгиня же получила от Елизаветы Петровны надзирательницу нравственности, Марию Симоновну Чоглокову, дабы та способствовала выполнению главного долга Великой княгини – родить наследника престола. Обоим – и Петру, и Екатерине – рекомендовалось не вести праздную жизнь, а заниматься устройством своей семьи. Чоглокова слыла добродетельной женой и прекрасной матерью четверых на то время детей. Она обожала своего никчемного, как позже выяснилось, мужа, обер-церемониймейстера Николая Наумовича Чоглокова. Образцовая жена и мать, Мария Симоновна, по представлению государыни, должна была стать примером для Екатерины Алексеевны. Вестимо, сия новость не порадовала Екатерину, а напротив, весьма расстроила, понеже Чоглокова была известна как злая и недалекая женщина. Окромя того, она преклонялась перед Бестужевым, коего Екатерина с трудом переносила, зная, что тот первый настаивал на высылке ее матери. Великая княгиня понимала Бестужева: он хотел окружить ее своими верными людьми, готовыми шпионить за неугодной ему Екатериной, возможно, в качестве мести за то, что невесту для наследника выбрали без его одобрения. Понимала она и государыню: та желала скорейшего рождения внука, хотела видеть в Малом дворе настоящую семью, а не праздную пару, в коей оба живут своей жизнью. Бестужев даже прислал бумагу, где по пунктам было расписано, как должно вести им супружескую жизнь. Екатерина Алексеевна пеняла на инквизиторство канцлера, не зная, что наказ писался буквально под диктовку Елизаветы Петровны, коя, как известно, обретала необыкновенную плодотворную работоспособность, когда у нее возникало желание чего-то добиться.

Между тем, себя Великая княгиня к бездельникам не причисляла: она много занималась языком, чтением серьезных книг, ездой на лошади, охотой и многими другими делами. Другое дело – Великий князь. Подражая жене, он такожде накупил себе книг. Се были лютеранские молитвенники, истории о пиратах и разбойниках на немецком языке. Читал же он их в свободное время, когда не играл на скрипке, а на скрипке он играл постоянно. Были у него и другие развлечения – например, он велел сделать театр марионеток прямо в своей комнате. Петр Федорович любил проводить время в обществе лакеев. Он составил полк из свиты: придворные лакеи, егеря, садовники – всем он вручил мушкеты. Широкий коридор служил им кордегардией. Коли б не обеды и приемы, где он должон был присутствовать, он бы сутками проводил время в оном коридоре.

Великая княгиня не пропускала церковные службы. Петр Федорович, сам намеренно презирая православие, бранил жену за чрезвычайную, по его мнению, набожность.

* * *

В июне императрица поехала в Ревель посмотреть морские маневры; племянник и невестка сопутствовали ей. Екатерина Алексеевна с Петром Федоровичем путешествовали в четырехместной карете, принц Август и Чоглокова ехали вместе с ними. Дорога выдалась не из приятных: почтовые дома или станции занимала императрица, остальным же оставались палатки или служебные помещения. Окромя того, все были измучены в отношении обедов, потому как у императрицы не было определенного часа ни для еды, ни для отдыха. Приехав в имение графа Стенбока, что располагалось неподалеку от Ревеля, императрица выехала оттуда на следующее утро с большою торжественностью, желая прибыть днем в Екатериненталь. Во все время путешествия из Петербурга в Ревель Мария Симоновна Чоглокова придиралась к молодому двору со своими церберскими замечаниями на все их высказывания, выговаривая каждый раз, что «подобный разговор не был бы угоден Ея Величеству», и «что оное не было бы одобрено императрицей».

Екатерина, зная нрав своей надзирательницы, всю дорогу спала.