Век Екатерины Великой

Чоглоков ползал на коленях перед женой и императрицей жалкий, весь в слезах. Никто не сочувствовал ему, более того, все надеялись на отставку обоих. Но прошла неделя, и все более-менее успокоилось. Удалили токмо девицу к ее дяде, обер-гофмаршалу Шепелеву, а Чоглоковы остались. Им обоим пришлось пережить тайные презрительные взгляды тех, кто ранее их почитал. Вскоре Малый двор переехал в Ораниенбаум – но без несчастной фрейлины Кошелевой.

В Ораниенбауме императрица поселилась во дворце, а племянник с женой заняли флигель неподалеку от дворцового корпуса. Дабы не предаваться унынию, Великая княгиня вставала в три часа утра, сама одевалась в мужское платье. Старый егерь ждал уже ее с ружьями, затем они шли с легавой к берегу моря, где стояла наготове лодка. Они отправлялись стрелять уток в тростниках, что окаймляли море с обеих сторон Ораниенбаумского канала, уходящего в море на две версты.

Великий князь приезжал позже. Коли он встречал лодку жены, то отправлялся вместе с ней охотиться, коли нет, то каждый из них ездил и охотился порознь. Обычно к десяти часам Екатерина возвращалась и одевалась к обеду. После обеда она отдыхала, а вечером надобно было присутствовать на концерте Великого князя. Изредка катались верхом. Конечно же, основным занятием Великой княгини было чтение. Сей весной в Ораниенбауме она успела прочитать весьма заинтересовавшие ее повествования под названием «Жизнь Генриха IV» Перефикса и «Записки» Брантома, которые очень ее позабавили. С увлечением прочла она и богатую любовными приключениями историю жизни королевы Иоанны Неаполитанской, которая жила почти четыреста лет назад, и по чьему приказу был задушен ее муж, носивший русское имя Андрей, Андрей Венгерский.

Осенью двор вернулся в Санкт-Петербург. К зиме же императрица пожелала ехать в Москву. Камер-фрау Крузе решила, что Екатерине Алексеевне необходимо прибавить белья для сей поездки. Она полагала, оное занятие будет интересно Великой княгине. Распорядившись кроить белье в ее комнате, она намеревалась вместе с ней выяснить, колико может выйти рубашек из куска полотна. За раскроем ткани застала их гофмейстерина и, судя по всему, оное ей не понравилось. Чоглокова, пребывавшая в самом дурном расположении духа с тех пор, как открылась измена мужа, рвала и метала, все ее раздражало, все было ей не по душе. Неизвестно, что она поведала императрице, токмо на следующий же день государыня Елизавета Петровна сообщила Великой княгине об увольнении камер-фрау Крузе и назначении на ее место некой Владиславовой Прасковьи Никитичны. Екатерина поинтересовалась у своего камердинера Тимофея Евреинова о новой камер-фрау. Он отозвался о ней вполне положительно, но советовал ей не очень-то доверяться.

Владиславова оказалась женщиной высокого роста, с умным приятным лицом и хорошими манерами.

* * *

В начале зимы при императорском дворе неожиданно объявилась принцесса Курляндская. Великий князь Петр Федорович рассказал жене, что та – дочь знаменитого фаворита покойной императрицы Анны Иоанновны, опального герцога Эрнста Бирона. Через некоторое время Екатерина заметила какую-то особливую привязанность своего супруга к горбатенькой принцессе. Она решила узнать подробнее о семействе Биронов у своей всезнающей камер-фрау Владиславововой.

– А что, Никитична, помнишь барона Бирона? – вопрошала Екатерина Алексеевна.

– Как такого не помнить? – ответствовала Никитична. – Мне было лет семь-восемь, и все плевались в сторону его имени.

– Говорят, он был влюблен в нашу государыню Елизавету…

– Так и было. Недаром же она его пожалела, вызволив из Сибири, куда отправила его Анна Леопольдовна. Сослали-то его не куда-нибудь, а в Березово. Туда еще раньше сам Светлейший князь Меньшиков с семьей был сослан. Теперь же Бирон живет рядом со столицей.

– В самом деле? Я проведала, что дочь Бирона на днях прибыла из Ярославля, где теперь живет их семья. Она сбежала от них.

– Сбежала? – Владиславова удивленно расширила глаза. – Что, так плохо ей жилось?

– Сказывает, мол, ее отец и мать и два брата не очень ее любили и постоянно дурно с ней обращались.

– Видела ее намедни. Удивилась, что такая маленькая – видать, из-за того, что горбатенькая.

– Да… Но, надобно сказать, глаза у нее очень красивые, – отметила Екатерина.

– Уж не красивше ваших, – сказала, выразительно взглянув на нее, Никитична. – Как она сумела сюда добраться? Одна?

– Привезла ее жена ярославского воеводы, которая представила ее Шуваловой Марии Егоровне.

– А та уж, надобно полагать, сообщила о ней самой государыне Елизавете Петровне.

Екатерина сделала насмешливую гримасу.

– И бегство принцессы Курляндской из родительского дома та объяснила преследованиями, которые она терпела от родителей за то, что выразила желание перейти в православие.

– Вот как! Да, она же не православная, я и забыла…

– Представь себе, сказывают, будто императрица сама хочет стать ее крестной матерью.

Владиславова перестала складывать вещи Екатерины. Широко распахнув глаза, она с интересом посмотрела на свою хозяйку.