Век Екатерины Великой

– Вот так чудеса! Сама императрица, надо же! Как так она смогла завоевать сердце государыни?

– Не знаю. Но, кажется, намедни, пятого декабря государыня сделала ее своей фрейлиной, она уже получила шифр. Да и Великий князь, я замечаю, подпадает под ее влияние.

Владиславова, принявшаяся было снова за дело, паки остановилась.

– Так-так-так, – сказала она задумчиво. – Ну, неудивительно: чем безобразнее предмет, тем ему он более притягателен. Все здесь, матушка, заметили, что Великий князь Петр Федорович предпочитает некрасивых девиц.

– Сия принцесса Курляндская, – заметила Екатерина, – должно быть, вовсе неглупа в свои двадцать пять лет. Я, Никитична, проследила за ее поведением. Она на удивление вкрадчива, и ум ее заставляет забыть, что у нее есть что-то неприятное в наружности – особенно когда она сидит. Принцесса говорит каждому токмо то, что тому приятно. Кроме того, я думаю, она имеет в глазах Великого князя немаловажное достоинство: она своего рода иностранная принцесса, следовательно, они разговаривают токмо по-немецки. Сие придает ей прелести в его глазах.

– Ах ты, Боже мой, прелестница! – съехидничала Никитична и положила руки в боки.

– Кстати, – вспомнила Екатерина, – в городе говорят, что она уже получила предложение от Петра Салтыкова.

Владиславова осуждающе покачала головой.

– Смотрите, какая скорая!

Екатерина, весело глянув на Никитичну, с долей иронии дополнила:

– Пусть Петр Салтыков и происходит из старинного рода, но сам дурен собой, я видела его: курнос, с вечно открытым ртом.

Великая княгиня пожала плечами.

– Но ведь и она не без изъяна. Между прочим, представь себе, какую картину видела я намедни… – начала Екатерина Алексеевна таким наигранно-трагическим тоном, что Никитична развела руками.

– Не пугайте меня, матушка. Чаю, ничего страшного?

Великая княгиня грустно рассмеялась.

– Обычное дело. Представь, во время обеда мой дорогой муж послал ей со своего стола свои любимые блюда.

– Да… Не было печали, да черти накачали, – покачала головой Никитична. – Чем же все закончится? – встревоженно посмотрела она на Екатерину.

Екатерина Алексеевна намеренно безразлично махнула рукой.

– Подобное увлечение у моего супруга не первое и не последнее. Посмотрим.

* * *

Посланник Фридриха, друг и советник матери Великой княгини, барон Аксель Мардефельд, прослуживши четверть века при русском дворе, был принужден уехать из России еще три года назад. Екатерине нравился сей умный и обходительный немец-дипломат. Сказанные им на прощанье слова о том, что она обязательно будет царствовать и вернет расположение России к Пруссии, прочно засели у нее в голове. Что ж, жизнь покажет… А пока из всей плеяды немцев, имевших доступ к императрице Елизавете, остался на своем месте токмо небезызвестный доктор Иван Иванович Лесток, коему императрица безусловно доверяла. Медикус Лесток в свое время оказался чуть ли не наипервейшим лицом в возведении дочери Петра Великого на престол: через него велись переговоры с французом Жаком де ла Шетарди и шведским посланником Эриком Нольккеном, он руководил действиями Елизаветы и влиял на приближенных цесаревны. По восшествии Елизаветы на престол Лесток стал одним из самых близких к ней лиц и пользовался большим влиянием на государственные дела. Вице-канцлер Бестужев, зная, какую роль удалось сыграть оному человеку при восшествии на трон дщери Великого Петра, первое время поддерживал с ним дружеские отношения. Позже между ними возникла вражда из-за явного пристрастия Лестока к Франции, от коей он тайно получал пенсию в пятнадцать тысяч ливров, и к Пруссии, откуда денег он от скупого Фридриха не получал, но по ходатайству коего император Карл Седьмой даровал Лестоку графское достоинство. Когда в 1745 году Бестужеву удалось перехватить тайную переписку Лестока и Шетарди, то последний в двадцать четыре часа был выслан из России, а медикус Лесток лишился прежнего влияния на императрицу, но из ее окружения его не удалили. Прошло еще два года. В ноябре вся столица вновь заговорила о Лестоке, директоре Медицинской канцелярии Ея Императорского Величества: после смерти супруги, скончавшейся пять лет назад, он наконец собрался жениться. Его избранницей стала красавица Мария Аврора фон Менгден, сестра Юлии Менгден, – любимицы бывшей императрицы Анны Леопольдовны.

Однажды морозным утром, войдя в покои Великой княгини, раскрасневшаяся с улицы камер-фрау Владиславова заявила:

– Вы слышали новость?

– Новость? Что-то неприятное? – спросила фрейлина Анна Гагарина.

– Отнюдь! Ужели свадьба может быть неприятностью?

– Тогда говори уже, Прасковья Никитична! – весело и нетерпеливо попросила Дарья Гагарина.

– Можете себе вообразить, лекарь императрицы, Лесток Иван Иванович, женится! Вы, Ваше Высочество, рассказывали, что он вас с того света вернул, когда вы заболели в первый год своего приезда.

– Мне казалось, что он в годах, под шестьдесят… – спросила с большим удивлением Великая княгиня.

– А вот женится! – подтвердила Владиславова. – Лучше спросите, кто у него в невестах.

Все нетерпеливо задергали ее за рукава.

– Говори скорей, не тяни!