Век Екатерины Великой

– Добрый вечер, граф! Извините, что я вас отвлекаю, но супруг мой Великий князь приказал мне побеседовать с вами о делах Голштинии, касательно обмена ее на Ольденбург.

Граф Берни с готовностью ответил на приветствие и обратился в слух.

Екатерина откровенно сказала:

– Знаете, граф, я молода, и мне не с кем посоветоваться о делах, но мне кажется, что, как наследнику престола, ему должон быть дорог и важен интерес Российской империи. Буде для оного интереса необходимо, дабы Великий князь отделался от Голштинии, и прекратить нескончаемый разлад с Данией, то и тогда дело лишь в том, понеже, сохраняя пока Голштинию, выбрать наиболее благоприятный момент, когда бы Великий князь согласился на оное.

Граф Берни, с интересом слушавший Великую княгиню, тут же согласился:

– Конечно же, для такого решения необходимо прежде всего согласие Великого князя.

Екатерина Алексеевна кивнула головой и с улыбкой продолжила:

– В настоящее время, думаю, как раз такой момент, который сделал бы сей акт и более важным, и более славным для него, и, может быть, более выгодным для самой Российской империи, не настал. Паче того, сейчас он скорее имеет вид явной интриги.

– Интриги? – поднял бровь австрийский дипломат.

– Видите ли, я полагаю, что на самом деле голштинские дела не в таком отчаянном положении, как хотят их представить…

Екатерина многозначительно посмотрела на графа Берни, – тот что-то хотел сказать, но замешкался, и Екатерина заполнила небольшую паузу сентенцией о том, что обмен герцогствами мог бы оказаться, возможно, полезнее для России, чем лично для Великого князя, который так любит свою родину. Разговор подходил к концу, и ежели в начале разговора граф Берни просто с интересом смотрел на Екатерину, то теперь в его глазах возникло уважение, смешанное с восхищением – особливо после последних слов Великой княгини.

– Вы ведь сами, граф, отлично понимаете, что один токмо Кильский порт в руках Великого князя может иметь важное значение для русского мореплавания.

Австрийскому дипломату ничего не оставалось, кроме как вежливо сказать:

– Как посланник на оное я не имею инструкций, но как граф Берни я думаю, что вы правы.

Великий князь, выслушав Берни позже, передал Екатерине слова имперского посланника: «Все, что я могу сказать вам об оном деле, есть то, что, по моему мнению, ваша жена права, и что вы очень хорошо сделаете, коли ее послушаете». Великий князь, недолго думая, переложил все управление Голштинией на плечи своей жены.

* * *

В последние зимние месяцы во время частых придворных балов и маскерадов при дворе снова появились два прежних камер-юнкера Великой княгини, коих когда-то назначили полковниками в армию – Александр Вильбуа и граф Захар Чернышев. Понеже они искренне были к ней привязаны, то Екатерина была рада их видеть и сообразно с оным приняла их. Они, со своей стороны, пользовались каждым случаем проявить свое расположение.

Екатерина Алексеевна очень любила танцы. На публичных балах она, не желая отставать от императрицы, обыкновенно до трех раз меняла платья. В своей заветной тетрадке Екатерина писала, что наряд ее всегда отличался редкостной изысканностью, и ежели выбранный ею маскерадный костюм вызывал всеобщее одобрение, то она ни разу более его не надевала, понеже поставила себе за правило: раз платье произвело однажды большой эффект, то вторично оный произвести неможно. На придворных же балах, где публика не присутствовала, княгиня одевалась так просто, как могла, и тем немало угождала императрице, не любившей, когда на балах появлялись в слишком нарядных туалетах: не нравились государыне Елизавете модные щеголихи-соперницы. Однако, когда дамам приказывали являться в мужских платьях, то княгиня Екатерина являлась в роскошных костюмах, расшитых по всем швам, и оное сходило ей с рук, напротив, наряды ее нравились императрице. Кокетки императорского двора постоянно соперничали, всякий раз ухищряясь придумать в своем наряде что-либо новое. Однажды, зная, что придворные модницы, как всегда, заняты изобретением новых нарядов, Великая княгиня положила на очередном публичном маскераде блеснуть самой что ни на есть простотой. Обладая тончайшей талией, она придумала надеть гродетуровый белый корсаж и такую же юбку на маленьких фижмах. Она велела убрать свои темно-каштановые волосы спереди, а сзади сделать длинные локоны, которые обвязала белой лентой и приколола к ним токмо одну розу с бутонами и листьями, выглядевшими совершенно как настоящие. В довершение она надела на шею брыжжи из белого газу, рукавчики и маленький газовый же передник и отправилась на бал. Войдя, Екатерина, не глядя ни на кого, но ощущая всеобщее внимание, не останавливаясь прошла своей легкой походкой через всю галерею и вошла в покои, где находилась императрица вместе со своим новым фаворитом Иваном Шуваловым. Увидев ее, Елизавета Петровна всплеснула руками и с некоторой завистью воскликнула:

– Боже мой, какая простота! Как! Даже ни одной мушки?

– Ах, сие для того, Ваше Величество, дабы одеться полегче.

Государыня, будучи в прекрасном расположении духа, возразила: