Век Екатерины Великой

– Ну уж нет! Будет вам от меня одна мушка, но самая хорошенькая! Вот тогда вы будете не-от-ра-зи-мы, – последнее слово она буквально пропела по слогам.

Государыня милостиво вынула из своего кармана коробочку с мушками и, выбрав из них одну, самолично прилепила Екатерине на лицо. Поцеловав ей руку и оставив ее, Екатерина вернулась в галерею, где показала мушку близким друзьям. Так как на душе у нее царило веселье, то в сей вечер она танцевала больше обыкновенного с Захаром Чернышевым и Александром Вильбоа. Великая княгиня никогда в жизни не получала столько ото всех похвал, как в тот вечер. Говорили, как она поразительно хороша. Екатерина продолжала считать себя некрасивой, но в тот день она показалась себе и в самом деле неотразимой. Тем паче, что в сей вечер Захар Чернышев был особливо внимателен к ней. При встрече он сразу сказал ей, как она похорошела. Понеже таких слов Великая княгиня ни от кого из мужчин еще не слышала, услышать их ей было весьма приятно. В середине бала он прислал ей открытку с приятным чувствительным стихом и записку, где писал, что имеет тысячу вещей, которые он хотел бы ей сказать, но для того надобно им встретиться в укромном месте – хотя бы на минутку. Екатерина выбрала такожде подходящую открытку и отослала вместе с запиской со словами о том, что встретиться с ним наедине нет никакой возможности. Она видела издалека, как он читал ее послание и как его красивое лицо помрачнело. Захар искал ее глазами, но она спряталась за колонну. Вильбуа нашел ее довольно быстро, и, протанцевав с ним, они вместе подошли к улыбающемуся Чернышеву. Никаких объяснений не произошло: граф, несмотря на свою молодость, человеком был вполне разумным.

В тот вечер в своей тетради она записала, что с сего дня положила себе всегда оставаться неотразимой. Она хотела оного, и, стало быть, будет таковой! В сем она не раз смогла убедить окружающих, включая императрицу. Случаев тому бывало немало. Один из них имел место в начале осени, когда приехал итальянский посланник, господин Арним с женой, коей вздумалось поехать вместе с Великой княгиней на прогулку верхом. Екатерина оделась с большим вкусом: надела английскую амазонку из очень богатой ткани – палевой с серебром, отделанной хрустальными пуговицами. Голову украшала черная шапочка, обшитая ниткой из бриллиантов. Императрица смотрела чрез окно на двух наездниц и наблюдала, как мгновенно вскочила на лошадь тонкая и гибкая невестка – и как не обошлась без помощи егеря госпожа Арни. Самой лошадью она управляла явно неумеючи. Вечером же на балу итальянка предложила пари, кто из них двоих скорее устанет. Оказалось – она сама: плюхнувшись на стул, первой призналась, что изнемогает, между тем как Екатерина все танцевала. Впрочем, соперницу можно понять: у нее не было таковых кавалеров, как Вильбоа и Чернышев.

* * *

В сентябре погода изрядно испортилась. Несколько дней продолжались проливные дожди. Но ранняя осень, кажется, наконец-то смилостивившись, позволила снова прогреться воздуху по-летнему. Уже три дня стояли солнечные дни, и народу по городу, особливо на набережной, сновало премножество. Все хотели перед долгим ненастьем порадоваться теплу и солнцу.

Великий князь Петр Федорович, стоя в небрежной позе у окна, выходящего в сад, подпиливал ногти.

– Тетушка, в ознаменование пятидесятилетия основания Санкт-Петербурга, соблаговолила отдать приказ со следующего года начать строить новый Зимний дворец, – сообщил он между прочим.

– В самом деле, в ознаменование пятидесятилетия? Стало быть, сей год будут вести подготовительные работы. И что за архитектор будет строить? – поинтересовалась Екатерина Алексеевна.

– Кто его знает. Кажется, какой-то итальяшка.

Великая княгиня кивнула своим мыслям:

– Скорее всего, Растрелли. Елизавета Петровна упоминала итальянскую фамилию среди других русских архитекторов.

– Растрелли так Растрелли, – безразлично отреагировал супруг. – Лишь бы построили что-нибудь приличное: попросторнее и без щелей, а то сквозняки замучили.

Сквозняки беспокоили Великую княгиню тоже. Перспектива жить в новом добротном дворце, вестимо, радовала.

– Посмотреть бы проект дворца… Любопытно, колико этажей там будет?

Петр Федорович взглянул на нее с усмешкой, словно бы говоря: «И зачем тебе проект? Без тебя разберутся», но довольно вежливо ответил:

– Ну, думаю, не меньше двух, и размером раза в два больше нынешнего.

– Раза в два?

– А что? Много или мало? – едко спросил Петр.

Она подумала, что ежели бы управляла таковым огромным государством, то построила бы огромнейший дворец. Не на два, а на все четыре этажа. Надо же! Сему городу всего-то пятьдесят лет, значит, царь Петр основал его в 1703 году. За один сей город она б ему поставила памятник.

– Строить будут лет сто, не меньше. Скорее всего, достраивать его придется мне, – паки съехидничал Петр Федорович.