Век Екатерины. Заговорщики у трона

— И я задаю себе такой вопрос: откуда такое странное упрямство в столь молодом адепте? — сказал в ответ Трубецкой.

— Братья, братья, к порядку! — постучал молотком по столу брат «Michael ab arista naturante», «Михаил от натурального колоса», в миру — Михаил Херасков. — Постижение высшей истины — что может быть лучше для мыслящего человека? Так не омрачайте ссорой ваши достижения; уверен, что тщательно проштудировав труды учёных братьев, вы найдёте решение своей задачи…Но мне хотелось сказать и о другой нашей цели, не менее важной, чем постижение высочайших истин: о преобразовании общества на началах справедливости и братской любви. «Да памятуют все человеки, что они братья суть!»

— Мы помним этот эпиграф к вашему «Процветающему Риму», но времена сейчас изменились, — сурово заметил брат «Miles North Aurora», «Рыцарь Северной Авроры», зовущийся в миру Иваном Петровичем Тургеневым. Он был моложе всех, но отличался строгим нравом. — За шестнадцать лет, прошедшие с издания вашей повести, верховная власть в России совершенно отказалась от переустройства общества на принципах справедливости. Вы посмотрите, что творится вокруг: нравы высшего сословия ужасные, народ бесправен и угнетён, большая часть его пребывает в крепостном рабстве; для удержания народа в этом состоянии власть прибегает к самым жестоким мерам.

Плутни и грабежи верховной власти поражают беспредельной наглостью и отсутствием хотя бы малейших понятий о совести; приближенные императрицы, одобренные её попустительством, не знают меры своему корыстолюбию. В народе говорят, что рыба гниёт с головы, — эта гниль распространяется теперь по всему государственному организму; нужен нож хирурга, чтобы спасти государство от гибели.

— Остановись, брат! — встревожился Трубецкой. — Надо ли политизировать нашу деятельность? Мы хотим терпеливо исправлять пороки, а не устраивать беспорядки в государстве.

— Если государство несправедливо, то борьба с ним есть дело справедливое, — возразил Тургенев. — Несправедливым и бесчестным будет оставаться в стороне от такой борьбы.

— Однако методы борьбы могут быть разными, — сказал брат «Mane Lumen», «Утренний свет», в миру — Николай Новиков. — Указывая на недостатки власти, с одной стороны, и намечая пути их исправления, с другой, а также составляя план необходимых преобразований, мы тем самым и ведём борьбу с несправедливостью. Книги, которые мы выпускаем, читают многие; сила типографского станка более грозное оружие, чем пушки и ружья.

— Но без пушек и ружей… — хотел возразить Тургенев, однако его прервал Херасков:

— А ты как думаешь, брат «Illuminatus Aedificator»?

Василий Иванович Баженов, который носил это имя («Просвещённый Строитель»), встрепенулся:

— Моё дело — строить. Что же касается книг…

— Да, ты ближе всех стоишь к истокам нашего братства, — не дав ему договорить, согласился Херасков. — Оно ведёт свое начало от возведения храма Соломона и, когда цель наша будет достигнута, братство окончит свою деятельность возведением нового храма, не в фигуральном, а в прямом смысле — самого величественного храма из всех, когда-либо бывших на земле.

— Он будет наполнен святостью и духовностью; он станет хранилищем заветных книг, в которых отражена вся долгая дорога человечества к божественному свету и истине, — продолжил Новиков. — Озарённые этим светом люди смогут утолить жажду из сего кладезя неиссякаемой мудрости.

— Просвещённые высшим знанием они позабудут распри и войны; мечи будут перекованы на орала, на земле установится вечный мир, — прибавил Трубецкой. — Исчезнут государства и границы, не станет национальностей; сгинет всё, что разделяло людей.

— Под сенью светлого храма сблизятся все разрозненные враждой, — подхватил Лопухин. — Миллионы обнимутся в братской любви и сольются в единой радости!

— Но для того чтобы был построен этот храм, нужны стойкость и гордость перед лицом тиранов, — сказал Тургенев. — Угнетенным — помощь, а служителям обмана — смерть!

Большой дворец в Царицыно после реконструкции.

Современный вид

— Братья! Наши дела праведные! — взволнованно воскликнул Херасков. — Пусть небесный Судия будет свидетелем нерушимости нашей клятвы и верности обетам братства… Заседание окончено! — он стукнул молотком. — Прошу вас разделить общую трапезу…

— Василий Иванович, ты что-то сегодня задумчив и рассеян, — обратился к Баженову сидевший рядом с ним на обеде Новиков. — Что у тебя на сердце?

— Ничего, Николай Иванович, — ответил Баженов. — Был у меня один вопрос, но, кажется, я получил на него ответ. А впрочем, далее видно будет…

— Тургенев во многом прав: времена наступают нелёгкие, — вздохнул Новиков. — Нашей типографии работать всё труднее: боюсь, как бы её совсем не закрыли. Есть у нас план, к кому обратиться за помощью, но об этом позже. Как ты говоришь, «далее видно будет»…

Дворец в Царицыно