Век эмпирей

— Вотум недоверия? Вы эгоистичный подонок! Когда нация находится уже в панике, вы, так называемый патриот Республики, используете ситуацию, чтобы продвинуть вашу собственную политическую повестку дня? Вы всегда утверждали, что были выше таких вещей, но ваше лицемерие изумляет меня!

Она направила жестокий угрюмый взгляд на Кейтана.

— И вы… Вы предатель!

Кейтан выпрямился, теперь чувствуя ее боль, и с этим, существенную меру вины.

— Я видела в вас возможность для таких замечательных достижений, — сказала она. — Человек, который любил Республику и стремился совершенствовать историю, которую мы никогда не можем изменить, но можем стараться это сделать. Я дала вам возможность целой жизни! Почему вы повернулись против меня? Что я лично вам сделала?

Ее вопрос был искренним, и потому Кейтан почувствовал себя совершенно неподготовленным, чтобы ответить на него.

— Вам нечего сказать мне? Вообще нечего, чтобы восстановить доверие, которое я когда-то испытывала к вам?

Кейтан смотрел вниз. Он отчаянно хотел сказать ей всю правду, но его новая цель в жизни запрещала это.

Карин печально покачала головой.

— Я собираюсь строить эту Республику в одиночку, так как ни у одного из вас не хватает мужества, чтобы делать это вместе со мной. Я собираюсь бороться за то, что имею, чтобы руководить этим правительством. Вы являетесь и бесхребетными лодырями, и ваш вид внушает мне отвращение.

— Вы преуспели бы, если бы слушали его предупреждения, — бормотал Малету, придвигаясь к Кейтану. — Я искренне верю в это.

— Тех «предупреждений» достанет ему на тюремный срок, — резко ответила она. — Я признаю, что не понимаю того, что было в Юлае, но я могу сказать одно: ничто не может защитить его от гнева КОНКОРДа. И теперь, после того, как была возможность заглянуть в его душу… Я надеюсь, что гнев мой — без капельки жалости.

Кейтану было больно, и Карин могла это видеть.

— Мне нечего больше сказать никому из вас, — хрипло подытожила она, направляя горящий взгляд на них обоих. — Уходите с глаз долой… уходите из моей Республики.

Кейтан не мог заставить себя смотреть на нее, а Малету, оставаясь неизменным, только хмыкнул. Они вышли, не говоря больше ничего.

Когда двери закрылись, Карин рухнула в кресло. Напряжение лишило ее сил; она просто не могла двигаться. Но были времена, столь же трудные, как эти, и она знала, что это только начало.

Наклонясь вперед, она дотянулась до двух больших документов, лежавших на столе. Как ни странно, они были прямо под носом Малету Шакора мгновением ранее.

Болевшей рукой Карин Мидулар взяла ручку, чтобы подписать официальный декрет о роспуске Парламента Республики и призыве к новым выборам.

Кейтан и Малету отправились из офиса Карин Мидулар на станцию, которая стала теперь водоворотом деятельности. Они видели толпы людей, собирающихся вокруг голографических трансляторов и новостных экранов, галдящих, как будто случилось что-то ужасное. Амелина подошла к ним, мрачно глядя на происходящее.

— Кейтан, вы сказали, что ваш друг был на пути в Малкален? — спросила она. — Он входил в делегацию Федерации?

Прежнего посла Республики охватил озноб, а Малету затошнило.

— Да, — ответил он. — Почему вы спрашиваете?

Опустошенный, Малету прислонился к двери своего жилища. Два часа прошли с тех пор, как он был официально выгнан из правительства Республики, но это, похоже, мало его заботило.

Милосердие!

У него не было никакой любви к калдари, но его затрясло, когда он смотрел на тот ужас, что имел место в Малкалене. Станции, как предполагалось, были несокрушимы; и невообразимо было представить, что твердое основание под ногами прямо сейчас могло превратиться в такой кошмар.

Из-за этого транслировались сообщения тех, кто оказался в ловушке, но выжил, что более всего растревожило Малету. Армады судов скорой помощи достигали штаб-квартиры «Ишуконе»; поисковые и аварийно-спасательные суда спускались на обширную поверхность станции, срезая металлическое покрытие и устанавливая оборудование для насильственного проникновения внутрь, оборудуя стыковочное кольцо, чтобы добраться до людей. Поскольку последствия повреждения распространялись, несколько меньших взрывов сотрясли станцию, но был зарегистрирован на один сеанс связи, где кто-то говорил до свидания любимому.

Без сомнения, Отро Гариучи был мертв. Из сотен тысяч людей, жизни которых прервались, потеря этого человека была наиболее ужасающей для каждого в Альянсе. Во имя достижения мира, национальный герой раскрыл объятия противнику-галленте, и это стоило ему жизни. Это было самым непростительным предательством; в Альянсе никто более не помышлял о мире. Война стала неизбежной перспективой, и Тибус Хет был совершенно готов прийти к власти.

Но Малету горевал не о жизни Гариучи, а о главной тайне, которая погибла с ним. Хотя Старшие могли действовать без этого, инсорум был ключом к созданию перехода от заключения к свободе, настолько безболезненного для рабов, насколько возможно. Ныне же эта надежда сгорела в огне, а с ней — любой шанс на вакцину…