В бумагах отца Андрей нашёл греческую азбуку и потихоньку выучил греческий язык. Отец поразился, мать заплакала, решили, что с такими знаниями в десять лет парня могут взять и на казённый кошт в костромскую семинарию. Назначен был день отъезда. Мать испекла пару коржей. Андрей раздарил приятелям свои свистульки… но отца позвали на свадьбу. Дела были забыты, по пословице, что мне соха – была бы балалайка. Отъезд отложили на два дня, оказалось же – на два года.
Наконец по осени добрались Соколовы до губернского города Костромы. Андрей только рот разевал, глядя по сторонам на людскую толкотню возле торговых рядов, на высоченную пожарную каланчу, вознёсшуюся над величественным шестиколонным портиком. По мосту перешли через широченную Волгу. В Ипатьевском монастыре он не успел как следует разглядеть ни собора, ни огромной пятиярусной звонницы, ни Романовских палат. Отец с сыном поставили свечи перед образами Спасителя и Матери Божией, помолились об успехе задуманного и поспешили назад в город. Вновь миновали Большие мучные ряды, дворец генерала Борщова, а вот и семинария.
– Выучил ли ты сына своего чему-нибудь? – спросил строгий учитель невзрачного пономаря, выглядевшего много старше своих лет.
– Я и сам ничего не знаю, – виновато ответил тот. – Вы спросите его самого.
– Ну, отрок, чему ж ты выучился? – спросил сидевший во главе стола кафедральный протоиерей отец Василий Горский.
Когда экзамен закончился, отец протоиерей покачал головой:
– Благодарю тебя, старик. Сын твой будет человек, только молись о его здоровье… А вы, – обратился он к разновозрастным семинаристам, сидевшим за длинными столами, – вот вы сидите по три года, а мальчик Андрей Соколов только приехал, а больше всех вас знает. Учись, отрок, станешь архиереем.
Андрей так поразился и вниманию к нему, и непривычному уважению к отцу, и в особенности последним словам доброго протопопа, что заплакал.
Эти минуты своей жизни он запомнил навсегда. Они согревали его и придавали уверенности в будущем, потому что настоящее оставалось плохоньким. Бедность заедала.
Не на что было купить бумаги, свечей, перьев – а без них как учиться? Бывало, товарищи днём спешат обедать, а Андрей бежит к присутственным местам, где в это время выбрасывали сор, и выбирает лоскутки бумаги, старые конверты, годные перья, а на свечу уж кто-нибудь грош давал. Так и учился. Зимой ходил в одних сапогах, без чулок, в одном кафтане, без шубы, на голове кожаный картуз.
Когда приезжал домой на вакации, мать повторяла одно:
– Учись, Андрюша, учись, только на нас не надейся. Какие мы с отцом тебе помощники… А не будешь учиться, готовься под красную шапку.
В солдаты не хотелось. Открывавшаяся премудрость Божиего мироздания покорила его полностью, и что по сравнению с нею значила нынешняя нищета! Он пересказывал матери предания Ветхого и Нового Завета и жалел, что нет денег на покупку Библии, читала бы сама. Впрочем, церковно-славянский текст Елена Семёновна без помощи мужа и сына разобрать всё равно не умела… И зародилась мечта у Андрея: перевести для матери Священное Писание на русский язык. Что с того, что трудно и почти невозможно, – Господь поможет совершить сей подвиг! Всем бедным, всем страждущим принесёт святая книга облегчение и утешение!.. Пока же приходилось думать о хлебе насущном.
Всякий раз, когда собирался назад в семинарию, мать начинала хлопотать и принималась плакать, потому что нечего дать на дорогу. Схватит свой кокошник и заложит.
– Вот тебе, Андрюша, семьдесят копеек… да ещё осталась должна кринку масла…
Соколов как пришёл, так и оставался первым учеником на курсе. Семинарские успехи его сделались известны в родном Буе. И в очередной его приезд домой мать со счастливыми слезами сказала:
– Андрюша, меня что-то уважать стали. Бедную пономарскую жену зовут в гости! Сама протопопица не знает, где меня посадить, угощает… Это всё через тебя, родненький, что хорошо учишься… Тебе уж невест готовят, и хороших! Вот Елена в какую попала честь!..
Андрей учился и зарабатывал уроками, радовался, что может обеспечить мать и отца, не особенно размышляя над будущим. К его немалому удивлению, ректор семинарии, строгий архимандрит Макарий, направил его учиться в Санкт-Петербургскую духовную академию. Соколов поначалу испугался, но покорился воле Божией. Ректору академии архимандриту Филарету Дроздову ясноглазый костромич пришёлся по сердцу старательностью в учёбе, открытостью сердца и мечтой о русской Библии. Он склонил Андрея к принятию монашества, в коем тот получил имя Афанасия.
– С текущими делами всё, – удовлетворённо сказал Николай Павлович. – Назначения есть?