Век Филарета

   Люди Магницкого выкрали из типографии Николая Ивановича Греча корректурные листы книги, которые тут же через Аракчеева дошли до митрополита Серафима. Владыка поручил своему викарию написать обличение на Госнера, но епископ Гри­горий Постников, следуя совету друга Филарета, отказался.

   Архимандрит Фотий, когда книга вышла из печати, объявил о своем видении и откровении. Он видел во сне царя, которому на ухо объяснил, где, како и колико вера и церковь обидима есть. И царь обещал все исправить!.. Ярость Фотия в отношении еретика Госнера не имела границ. Еще более подогрело его известие о том, что Голицын выхлопотал у государя субсидию в восемнадцать тысяч рублей на покупку дома для проповедничес­кой деятельности Госнера. Фотий стал открыто обличать Голи­цына во всех аристократических салонах, а митрополиту прямо сказал, что следует немедля доложить государю о вреде богоот­ступника Госнера для православия.

   В два дня Фотий написал обличение против госнеровского сочинения:

«Диавол духовных и мирских искусил через учение свое и явил слабость веры и хладность любви в них к Богу. И в духовных академиях занимаются наукою, а о вере забыли... Госнеровское - сочинение есть одна публикация нечестия, неверия, возмущения и знак, что Госнер есть не просто человек, а во плоти диавол, человеком представляющийся. Оно все заключает в себе внушение и действо явно и тайно противу Истины Евангельской, противу Престола Царскаго, лично противу царя Александра Павловича, противу учения Церкви и всякаго гражданскаго порядка...

   При обсуждении книги Госнера в Синоде митрополит Сера­фим столь горячо обрушился на нее, что князь Голицын вспылил и ушел. На следующий день в заседании комитета министров единогласно был одобрен доклад адмирала Шишкова о признании книги Госнера «оскорбительной для господствующей в государ­стве нашем Греко-Российской веры». Постановлено было предать книгу сожжению (что и было исполнено на кирпичном заводе Александро-Невской лавры). Долженствовало теперь нанести ре­шающий удар.

   Фотий стал писать лично государю. Свои письма он передавал через обер-полицмейстера Гладкого и генерал-адъютанта Уварова, который жил во дворце и был доверенным лицом государя. Первое послание он отправил 12 апреля 1824 года, второе 19 апреля, третье 29 апреля.

   Фотий верно понял умонастроение государя, а что не понял, ему растолковали в гостиных. «Как пособить, дабы остановить революцию? — задавался он вопросом  в третьем послании,— На­добно; а) уничтожить министерство духовных дел, а другия два отнять от настоящей особы; б) Библейское общество уничтожить на том основании, что Библий напечатано много и оне теперь не нужны; в) Синоду быть по-прежнему, и духовенству надзирать за просвещением, не бывает ли где чего противного власти и вере; г) Кошелева отдалить, Госнера выгнать, методистов выслать хотя бы главнейших...»

   Ждали реакции государя, но тот молчал. Однако в день Пасхи он не принял Родиона Кошелева с обычным поздравлением. Кошелев поспешил рассказать о неприятности Голицыну. Князь задумался. Он не все знал, но чувствовал, как подкапываются под него враги во главе с графом Алексеем Андреевичем, которого государь ценил за бескорыстие и непричастность к мартовскому перевороту. Аракчеева князь сдержать не мог, а вот не допустить к государю митрополита было необходимо.

   Приехав в день Пасхи в лавру с поздравлениями, Голицын как бы между прочим обмолвился владыке, что император уехал к Царское Село и приема не будет. Серафима это озадачило. Планы недругов князя были согласованы, и митрополит должен был нанести последний удар в разговоре с государем. Теперь же наступила неопределенная пауза... Опасно...

Тут доложили о приезде графини Орловой-Чесменской. Вла­дыка поделился с ней своим

огорчением, а графиня Анна удив­ленно подняла брови:

   — Да я только что видела государя на Царицыном лугу!

   — Вот оно что... Но утренний выход я пропустил, а день моего доклада не скоро...

   — Так поезжайте прямо сейчас! — посоветовала графиня.— Если с поздравлением, можно без всяких докладов.

   Митрополит и отправился. Александр Павлович встретил его ласково.

   — Ваше величество! — решительно начал митрополит,— По­требны меры пеотложныя и скорыя против нарастающего зла. Своим указом вы запретили все тайные собрания, но осталось Библейское общество... Мирские люди в еретическом платье, из разных сект хотят уничтожить православие. Выдумали какую-то всемирную библейскую религию, распространяют еретические книги, и все помышляют, что дело идет без высочайшей воли... а во главе стоит князь Голицын!

   —  Владыко,— миролюбиво отвечал император,— вас кто-то на­страивает против князя. Он истинный христианин.

   — Не смею возражать, ваше величество. Однако именно он явно разрушает церковную иерархию, покровительствует Татариновой, Госнсру...

—  Князь не подданный мой, а мой друг. Я не имею возмож­ности переубедить его.