Век Филарета

       Из консисторской папки он достал недочитанную записку викария: «...из подаваемых ежегодно в консисторию ведомостей с прискорбием примечается, что зело многие в пастве или по нерадению, или по невежеству, или не имея должного от свя­щенников наставления, не исповедуются, а иные, исповедуясь, или потому ж или имея некоторую наклонность к раскольническому заблуждению, от причащения Святых Тайн удаляются. По­сему, скорбя духом, полагаю приличным направить поучение об исповеди и причащении...» Прав владыка Кирилл, нельзя медлить, видя охлаждение сердец паствы. Всего-то раз в год исповедуются и причащаются, для многих дворян — знал точно — то лишь докучния обязанность, неисполнение которой грозит штрафом и неприятностями. Не радость, не праздник, не вознесение души, а докука... Вот беда так беда. Уж лучше иметь дела с явно заблудшими. Их огонь можно перенести с ложного светильника на истинный, а тут - равнодушная прохладца... Будь доступной Библия, многие сердца открылись бы Слову Божию... а пока, пока надо готовить усердных пастырей.

       В эти летние дни новоназначенный министр народного просвящения не переехал па дачу в Павловск, а оставался в Петербурге по соображениям государственной важности.   Семидесятилетний Александр Семёнович Шишков, адмирал, президент Российской академии, член Государственного совета и теперь министр, был европейски образованным человеком. Однако это не мешало ему  искренне почти увериться, будто все Священное Писание, наша православная литургия и весь церковный устав были написаны издревле не на каком ином языке, как на славянском, ибо от верования в боговдохновенность Писания отставной адмирал естественным путем пришел к мысли о боговдохновенности самого церковно-славянского языка. Для него любая попытка перевода свящнных, отеческих и богослужебных книг на русский означала уничтожения святости предками завешанного нам слова. Адмирал не знал, что его нежелание дать людям в руки Евангелие есть чисто католический подход. Чувствуя поддержку в обществе (а его назначение приветствовал даже вечный насмешник Пушкин), Шишков вознамерился довести до логического конца начатую борьбу.

       При встрече с графом Алексеем Андреевичем Аракчеевым  министр изложил свои намерения:

       - Необходимо остановить издание Известий Библейских обществ. Это послужит шагом к окончательному их запрету, дабы уничтожить насаждавшееся равноправие православия с иными вероисповеданиями.

       Беседа шла в кабинете графа в военном министерстве. Сто­явшие на отдельном столике модели пушек делали естественным воинственный тон речи министра просвещения. За огромными окнами видно было, как по пустынной и пыльной Дворцовой

площади ездит кругами водовозная бочка, из которой вытекают тонкие струйки воды.

       — Помимо того, ваше сиятельство, следует остановить рас­пространение филаретовского катехизиса, содержащего несоглас­ные с учением нашей Церкви правила и молитвы — на простом русском наречии! А по приказу Филарета московская синодальная типография печатает и печатает его катехизис!

       — Да ведь катехизис был одобрен Синодом,— нерешительно возразил Аракчеев.

       — То дело рук безбожного князя! Он надавил и заставил!

       — Доложу государю,— твердо пообещал Аракчеев.

       Граф Алексей Андреевич питал сильную неприязнь к «мос­ковскому выскочке». Причиной тому была неудача с владыкой Феофилактом Русановым. Голицын с Филаретом сумели обойти его и задвинуть Русанова аж в Грузию, подсластив горькую пилюлю саном митрополита. Аракчееву доносили, что Феофилакт вершил дела твердою рукою, установил хорошие отношения с главноко­мандующим, генералом Ермоловым, много занимался духовным просвещением (открыл в Тифлисе на Авлабаре семинарию). Сам же владыка жаловался графу в письмах: «Работ много, а радостей мало». Он еще более потучнел, страдал от жары, от которой спа­сался в бассейне в саду архиерейского дома... Аракчеев намере­вался сделать его своей опорою в Петербурге, но Голицын так и не захотел вернуть его в Россию, и владыка Феофилакт умер три года назад от простуды по пути в Кахетию.

       Помимо этого, было у Аракчеева и другое основание для не­расположения к Филарету. Граф Алексей Андреевич оставался с молодых лет равнодушным к вере (что не мешало ему аккуратно исполнять обряды Православной Церкви). Вид глубоко и искренне верующих людей его круга как-то беспокоил его, подчас вызывая раздражение и сознание собственной неполноценности. Граф соз­навал в себе отсутствие какого-то органа, питающего веру, но, поскольку и без этого органа можно было жить вполне комфортно, его наличие виделось излишеством, некой духовной завитушкой. Впрочем, граф не любил философствовать. Просто-напросто од­ной из его главных целей нынче оставалось окончательное уда­ление от государя князя Голицына, а следовательно, любой удар по княжескому протеже был полезен.