Век испытаний

— Твои слова дерзки, Аменеминт, но мы не можем с ними не согласиться, — произнёс один из старцев.

Аменеминт по очереди посмотрел в глаза каждому — и от всех получил одобрительный кивок.

— Значит ли это, жрецы, что я могу начинать поиски преемника?

Все девять ещё раз одобрительно кивнули.

Глава 3. Прозрение

Шум и пыль. Кровь и крики людей о помощи. Темно. Мебель вперемежку с бетонными плитами. Почтовые ящики, расплющенные лестничным пролётом. Обрывки занавески висят на обломке стены девятого этажа в комнате без пола. Прожектор. Ещё один.

Какой-то мужчина, ревя от горя, из последних сил пытается прорваться через оцепление. Его не пускают.

Соседний дом вроде цел, но как-то странно свисают плиты. Теперь наверняка здесь жить будет нельзя.

Одна за другой приезжают машины с синими мигалками. На углу уцелевшего подъезда табличка: «ул. Гурьянова».

Василий Кондратьевич открыл глаза резко, в надежде увидеть свет, но увидел только белый потолок палаты. Липкий пот насквозь пропитал больничную одежду, мозг перерабатывал остатки кошмарного сна, не давая покоя. Обычно люди своих сныхов почти не помнят, но откладываются только самые тяжёлые или самые лучшие.

Уже проснулся первый воробей за окном, его громкое в тишине больничного двора чириканье разбудило всё летающее племя. Утро вкрадчиво осветило небо, и Кондратьичу стало немного легче. Тяжесть с души начала уходить, а глаза опять захотели спать…

Утром Антонина пришла к отцу с цветами и большой сумкой для вещей.

— Всё, отец, хватит лентяйничать, ты здоров как бык. Профессор сказал, что после обхода можно домой. Давай соберу вещи пока.

Она складывала в сумку немногочисленные пожитки, а Матвеев осторожно, боясь задеть обожжённую кожу, одевался.

— Как там дома, Тонь?

— Порядок навела, а то совсем в холостяка превратился, тебе понравится. И кошка осталась. Только дверь открыла — она сразу нырнула в дом, как будто всю жизнь так жила, и на твоё любимое кресло уселась. Смотрит на меня вопросительно, глаза голубые такие, глубокие. Похоже, умная.

— Интересно… — сказал Матвеев рассеянно, больше для поддержания разговора. Мысли его были далеки от приблудившейся кошки.

— Я соседей спрашивала — у всех живность на месте, да и приметная она, такой не было ни у кого.

Обход прошёл быстро и деловито. Профессор пожелал Матвееву больше к ним не попадать, пожал руку.

— Уж хватит судьбу испытывать, голубчик. На следующий раз может так не повезти. На пенсии тоже своя прелесть.

В этот момент Кондратьич вдруг подумал не о пенсии, а о профессоре. Во время пожатия его тёплой руки Василия посетило непонятное чувство.

— Надеюсь, вы меня услышали, — профессор Кадочников не любил, когда его слова пропускали мимо ушей. Об этом знали все его студенты и интерны.

— У вас что-то болит… — неуверенно произнёс Матвеев.

Из-под профессорских очков Василия пронзил острый взгляд.

— Вам больно сейчас, профессор. Живот. Да?

Лицо доктора на мгновение застыло в удивлении.

— Обход закончен, коллеги. Можно заняться текущими делами.

Свита разошлась, и Матвеев остался наедине с доктором.

— Откуда вам это известно, Василий Кондратьевич?

— Вы мне руку подали, а я почувствовал, как на себе, только это не моя боль.

— Покажите, где, по-вашему, у меня болит?

Василий указал в область желудка. Профессор с каким-то напряжённым интересом смотрел на Василия.

— Чудно… Действительно, моя хроническая язва обострилась, пора самому лечиться. И давно у вас эти способности? Вы никогда не занимались диагностикой?

— Нет, профессор. Какая там диагностика…

— И не лечили людей?

— Что вы, я же говорю — всю жизнь в шахте да на огороде…

Профессор попросил Матвеева присесть на кровать, сам опустился рядом на стул для посетителей.

— Для вас это новое ощущение?

— Совсем новое, — лицо Матвеева изобразило виноватую улыбку. — Не знаю, почему я это сказал.

— Очень любопытно. Позволите вас задержать ненадолго?

— Хорошо, а что случилось?

Доктор достал из кармана мобильный телефон, быстро пощёлкал клавишами, затем, видимо передумав, снова убрал его в карман халата.

— Видите ли, голубчик, ваше состояние после травмы становится очень интересным. Я сейчас, подождите, пожалуйста…

Профессор вышел, а остолбеневшая Антонина вопросительно смотрела на отца.

— Вот новости, па… Ты что это надумал?

Матвеев только плечами пожал.

Профессор вышел, но через несколько минут привёл ещё одного доктора.

— Знакомьтесь, Василий Кондратьевич, это мой коллега, Семён Михайлович. Мы имеем некоторые совместные научные труды, посттравматические осложнения, изменения и всё такое, но это не важно сейчас…

— Семен Михайлович, больного Матвеева пора выписывать, но, возможно, мы будем просить его захаживать к нам, — профессор многозначительно посмотрел на коллегу и снова обратился к Матвееву:

— Василий Кондратьевич, возьмите его руку.