Век кино. Дом с дракончиком

— И приз оторвала, и вокруг пальца обвела. — Рита опять засмеялась. — Сегодня изнасилована и убита Танюша.

Сияющее лицо (три лица в трех створках) помертвело.

— Та убогая в деревне?.. Господи! Зачем ты сказал? Хочешь испортить мне радость?

— Почему гибель постороннего человека может тебе что-то испортить?

— Как тупы мужчины в эмоциональном плане. Ну, просто страшно… страшное предзнаменование. Кто это сделал?

— Муж Виктории сознался.

— Тот сценарист? Он маньяк, да?

— Черт его знает.

— И жену убил?

Логичный вопрос, который мне, до сих пор оглушенному, даже в голову не пришло задать Самсону.

Раздался входной звонок, я выскочил в прихожую, в секунду справился с замком. Пожилая тетка с большим нарядным пакетом в руках. «Ах, платье!» — Рита выхватила и умчалась к зеркалу, дверь грохнула, отрезав тетку с умильной улыбочкой. Я остался посреди прихожей, странно пораженный вопросом: «И жену убил?» Что он говорил-то? «Потерял сознание, понимаешь? Упал на левый бок…» Самсон приехал в Молчановку посмотреть медицинскую программу на компьютере, то есть подозревая у себя сотрясение мозга. «Потерял сознание» — в каком убийстве он признался? «Упал на левый бок, ударился левой рукой… левой, понимаешь?» Понимаю, на левой руке — часы… Где же тогда могила?

Рита шагом манекенщицы прошлась взад-вперед передо мною, что-то лепеча, прелестно картавя от избытка чувств; я услышал только последнюю фразу, уже из комнаты: «Так какое же лучше, Ник?» Пошел на голос; она, обнаженная, в одной коротенькой нижней юбке стояла перед зеркалом, перевеся через руку воздушный наряд. «Что есть красота и почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?»

Электрическим разрядом просверкала, прогрохотала далекая сухая гроза, озарив на миг это солнечное божество; на секунду я закрыл глаза, ослепленый проскользнувшей тайной! Вторая за один день невыносимая встряска, словно страсть и смерть неразлучны… но она жива! Не мигая, не смущаясь, она наблюдала в зеркале, как я медленно подходил… подошел, глаз не сводя с мерцающего сердца. Она спросила:

— Сексуально, да?

— Очень.

— А ты чуть настроение мне не испортил…

— Погоди! Ты рассказала Гофману про Танюшу?

— А что, это такая тайна?..

Она не договорила — в дверь опять позвонили. Таинственная звезда, мгновенно натянув коротенькое платье, выскочила в прихожую, залепетала капризно:

— Я в мучительном раздумье!

— По поводу венчания? — мужественный голос тугодумного жениха.

— Что ты, Боря! Как тебе это платье?

— Шикарно. А подлиннее нет?

Они вошли рука об руку, секс-символ так и замер.

— Вот и Николай Васильевич сомневается: длинное или короткое?

— Я на минуту, Борис, сейчас ухожу.

— Ин-те-ресно! По какому, собственно, делу…

— Я из Молчановки. Танюша…

— Черт! С монастырем этим совсем забыл про сеанс.

— Она убита. Ведется официальное следствие.

Борис явно не поверил, перевел взгляд на невесту, та кивнула.

— Ребят, вы меня разыгрываете?.. — Тут он спохватился (дошло!), посуровел, мужественное лицо затвердело. — Но кто? Кто убийца?

— Следствие еще не раскрутилось. Сегодня вскрытие, а обыск и допросы завтра.

— Да какого ж откладывать…

— Собака нужна, и бомжей ищут, которые возле дома напротив в ту ночь пировали. Ладно, не буду вам мешать.

— Да погодите же!

— Не могу. Он на свободе.

— Убийца? Вы знаете, кто он?

— Есть у меня подозрения…

— Кто? — выпалила Рита; жених вставил:

— Он же не имеет права разглашать. Но расскажите что можете!

— Некогда.

— «Он на свободе»… Вы должны его выследить? — догадался Вольнов. — Я могу помочь? Танюшу жалко!

— Вы здесь будете?

— Мы собирались на одну тусовку, на премьеру, но если надо… да, Гретхен?

— Нет, нет, планов не меняйте. И вообще — никому ни слова, можете спугнуть.

— Да кого? — вскрикнула актриса.

— Человека очень умного и жестокого. — Я пошел в прихожую; они, как зачарованные («вечные дети»), за мною. — Да, вот что! — вспомнил я уже в дверях. — Когда вы подали идею экранизации «Египетских ночей», Василевич был под кайфом?

— Вроде нет… А вообще не знаю, не заметил.

31

Безумный день клонился к ночи. Азарт, боль и гнев кое-как держали меня на плаву. Отвратительная тайна, не терпелось от нее освободиться, но триумф должен быть полный, то есть с абсолютными уликами и доказательствами.

Исполняя умышленный план, я посидел минут пятнадцать в машине возле ночного клуба. Впереди зияющая электричеством Тверская, переулок Мефистофеля пуст. Подъехало авто, выкатилась шикарная пара, я последовал за ними, помахав вечному Жоржу (несменяем!), прошелся по центральной зале за малиновыми портьерами — там шел стриптиз на столе, никого из «интересных» персонажей — вернулся к стойке. Кофейку. Ну как кассета? Потрясающе. Я в одиннадцать сменяюсь, давай напьемся от души, Ник. Обязательно, только не сегодня. О! Идешь по следу? Иду. Твоих «клиентов» нету. Нужен аппарат? Давай. По «горячему» телефону не отвечали; последние сведения из «органов»: Самсон по-прежнему в бегах, банкир в больнице, под охраной. «Под охраной — это хорошо», — пробормотал я, вставая с высокого табурета. Как видно, делать мне здесь нечего.