— Ага, совсем стала не в себе. Принялась умолять, чтоб сверили отпечатки пальцев, вдруг ошибка… Я Сержу потом отдала Алешин бритвенный прибор.
— Ну а Дмитрий Петрович?
— Что?
— Ты начала про Дмитрия Петровича…
— Ах да! — Даша подумала и заговорила лихорадочно: — Я перепутала! Я не в тот день его в больнице видела, а после похорон! Именно после Алешиных похорон.
— Это очень важно, девочка. Давай по порядку.
— На кладбище он, кажется, держался в стороне, а на поминках сидел с Мариной рядом.
— Так случайно получилось?
— Нет, она сама выбирала то место, подальше от нас — мы втроем сидели: Серж, Борис и я. Вообще мне было не до чего, но как-то я заметила, что они тихо переговариваются.
— Дмитрий Петрович с Мариной?
— Да, да!
— Они выходили из-за стола?
— Вместе, по-моему, нет, мы на это обратили бы внимание. А по отдельности — может быть.
— Он с поминок уехал со всеми?
— Да, нас осталось четверо: я с Борей, Марина и Серж. Потом мужчины ушли. Я никак не могла заснуть, пошла на кухню помыть посуду. И услышала ее бред: «Алеша, прости!..» И вот эти цифры.
— Курс доллара, — пояснил Валентин. — Три тыщи девяносто пять рублей — на пятое декабря.
— Да не было у нас никаких долларов!
— Значит, появились в день похорон… Или… Смотри! Марина на кладбище что-то поняла про Дмитрия Петровича и шантажировала его на поминках…
— Замолчите! Это не ее роль.
— О, девочка! Деньги, большие деньги корежили и ломали людей будто бы поистине стойких. А сестра твоя была прелестна и корыстна, Серж подтвердил. И Боря.
— Про что это Боря…
— Она ведь была против вашей женитьбы со студентом.
— Какая там женитьба… Вообще не об этом речь!
— Хорошо. Марина говорила тебе про «страшную тайну», которая вас всех спасет.
— Ну не деньги же!
— Кто знает. Давай про больницу.
— Шестого декабря ее туда утром отвез Серж, а я приехала после лекций, просидела с час. А в вестибюле, уже на выходе, вроде бы промелькнул Дмитрий Петрович.
— Вроде бы?
— Там народу много толклось, я не обратила внимания, но что-то меня зацепило. А в садике перед входом белый «мерседес» стоял… Я его где-то видела.
— Ну, мало ли теперь по Москве белых «мерседесов»…
— Нет, я… — Даша потерла лоб. — Я его видела у нас во дворе — точно! У него одно крыло слегка покорежено.
— Когда видела?
— Не помню. Может, в день похорон Алеши. В общем, видела. И вчера возле «Страстоцвета».
— Это очень ценные сведения, Даша. Дмитрий Петрович настаивает, что твою сестру едва знал.
— Он и есть «дракончик», которого боялся Алеша?
— Возможно. Он весьма не прост. Хищник, который жаждет оправдаться.
— В чем?
— В богатстве. Трудно, конечно, представить, как купец тут плетет удавку или ждет свидания возле кладбищенского камня. Однако извращенец может быть и умным, и обаятельным в обычных обстоятельствах.
— Что за камень?
— «Запомни зеленый камень».
— Вы полагаете… мамин памятник?
— Он из гранита?
— Не знаю. Папа знал. Неужели…
— Фантастика, конечно… но что-то там нечисто. То есть тревожит меня это место, не дает покоя. Или я становлюсь дик и суеверен? Или Жанна наворожила.
— Как она жутко появилась! — воскликнула Даша. — Что за идиотская демонстрация!
— По-моему, это своего рода покаяние. В убийственных помыслах… или действиях.
— Вы подозреваете в убийствах эту ненормальную тетку?
— Я всех подозреваю. Вокруг вас тут такой мрак клубился… и продолжается.
Валентин не стал углубляться в мрачные пределы, она молчала, глядя на рождественские огоньки. Безупречный тонкий овал лица — лица, все более напоминающего ему о прелестном образе умершей Манон Леско. Эта мысль — смутное ощущение — волновала, заставляла торопиться к ускользающей разгадке. Посмертная тайна и тайна вот этой живой женщины… девочки. Нет, она уже не ребенок.
— Неужели она правду сказала? — вдруг спросила Даша.
— Кто?
— Бабушка. Что Борю убили.
— Он тебе не говорил, что за ним следят?
— Нет. Вам говорил?
— Якобы Сержу.
— Якобы?
— Все вокруг врут, все без исключения! У твоего жениха… ведь жениха, так?
— Пусть так. Мне все равно.
— После Алеши все равно?
— Не лезьте-ка в мою душу.
— Я раскрою это дело и без твоих откровений.
— Вам-то что за дело? — уточнила она равнодушно и тут же жестоко рассмеялась. — Меня, что ль, добиваетесь?
— Может быть.
— Нет проблем. Валентин Николаевич, вы очень даже ничего, в институте девицы с ума сходили. Настоящий мужчина, убойный.
— Ну, мелочовка мне не нужна, — отозвался он в том же нагловатом стиле.
— Ладно, пустяки. Что там у моего жениха?
Валентин ответил не сразу, пересиливая гнев:
— У Бори есть алиби на двадцать восьмое ноября, но подтвердить его смогут на том конце света.
— Так позвоните на тот конец света.
— Я так и собираюсь сделать.
— И кому вы собираетесь звонить?
— Марку Казанскому. Знаешь такого?
— Жуткий тип. О нем всегда говорят намеками.
— Уголовник?
— Как будто господин респектабельный, но как-то связан и с верхами и с низами. Алеша говорил: он помог сколотить состояние и Дмитрию Петровичу, и Сержу.
Валентин сказал задумчиво:
— Помимо «бремени страстей», от этой истории несет и крепким криминальным душком, специфическим, понимаешь?
— Алеша правда не имел никакого отношения…