Век криминалистики

После этого Гофман приступил к проверке утверждения врачей из Тиса-Дады о том, что покойница будто бы пролежала в воде не более десяти дней. Гофман часто имел дело с трупами утоп-пенников, которые после целых недель и месяцев пребывания в воде все еще выглядели удивительно сохранившимися. Причем в этих случаях речь всегда шла не о тех трупах, которые, как это часто случается, всплывают через несколько дней после утопления на поверхность воды, а о тех, которые чем-нибудь задерживались под водой. В то время как утопленники, всплывавшие на поверхность воды, разлагались под воздействием воздуха, с трупами, остававшимися под водой, прежде всего с теми, которые лежали в холодной проточной воде, этого не происходило, вода сохраняла их внутренние органы и придавала белизну их коже. Связь между эпидермисом и лежащим под ним кожным слоем ослаблялась. Через несколько недель поверхностный слой кожи рук и ног поддавался отделению или сам отделялся под воздействием течения. Отпадали довольно большие участки эпидермиса. Из не защищенного кожей тела выходила кровь, и тело становилось абсолютно бескровным.

Именно это и соблазнило тиса-дадских врачей сделать поражающие по своей некомпетентности выводы. То, что труп не разложился, привело их к выводу, что утопленница умерла не раньше, чем несколько дней назад. Обескровленность трупа привела их к утверждению, что покойная погибла от малокровия, в то время как Эстер Шоймоши всегда была здоровой девушкой. Но самым примечательным был их вывод о том, что покойная при жизни никогда не занималась физическим трудом и никогда не ходила босой, как Эстер, а такая кожа на руках и ногах, а также ногти могли быть только у холеной дамы. Трайтлер, Киш и Хорват дали обмануть себя тонкой, такой нежной на ощупь коже. Ногтевые ложа, на которых уже давно не было никаких ногтей, они приняли за заботливо ухоженные ногти, отсутствие которых сразу же заметили медики из Будапешта. Заканчивая свою экспертизу, Гофман сказал: «Мир судебной медицины имеет свои тайны. Они жаждут своего познания и исследования. События в Тиса-Даде кажутся мне ярчайшим примером того, какие ошибки грозят правосудию из-за широко распространенного пренебрежения необходимыми специальными познаниями...»

Когда в июле 1883 г. Гофман передал Карлу фон Этвёшу свое окончательное заключение, он не дерзнул утверждать, что утопленница была Эстер Шоймоши; он писал лишь, что речь идет о юной девушке в возрасте Эстер, пролежавшей в водах Тиссы несколько месяцев. Пока его обширное сочинение своим путем шло в Ньиредьхазу, процесс по тиса-эсларскому делу, начавшийся 13 июня, был в разгаре.

Зал суда в Ньиредьхазе представлял собой арену трудноописуемой борьбы между разумом и ненавистью, между трезвым суждением и свирепой слепотой. Применявшиеся Бари методы расследования были разоблачены. Писарь Пижей был изобличен как бывший убийца и каторжник. Не оставалось никаких сомнений, что Морица Шарфа склонили ко лжи под угрозой расправы. Ни предубежденность судей, ни слабость председательствовавшего судьи Корниса, ни рев рассвирепевшей публики, ни безудержные нападки депутата Оноди на прокурора Сейферта не помешали разорвать хитросплетения из слухов, лжи и шантажа. Они не смогли воспрепятствовать и тому, чтобы профессора из Будапешта, чья экспертиза первоначально была изъята из материалов дела, выступили в качестве свидетелей как раз в те дни, когда Этвёш уже имел на руках заключение Гофмана. Экспертиза Гофмана с его вескими аргументами стала последним камнем в семичасовой защитительной речи Карла фон Этвёша. 3 августа 1883 г. суд оправдал всех обвиняемых.

Хотя Гофман, выросший в атмосфере терпимости, с удовлетворением приветствовал данный приговор, самым значительным для него оставался все же тот факт, что события в Тиса-Эсларе подтвердили перед всеми правильность одной из самых главных целей его деятельности: необходимости специального обучения каждого врача, намеревающегося заниматься судебно-медицинской экспертизой. Гофман, никогда не знавший настоящего отдыха, умер летом 1897 г. в своем поместье Игле от сердечного приступа, немного не дожив до своего шестидесятилетия. Смерть пришла к нему слишком рано. Его цель – не только осуществить, но и закрепить отделение судебной медицины от общей медицины и патологии – не была достигнута. Его же ученик Альбин Габерда показался руководству Венского университета слишком молодым для того, чтобы стать преемником Гофмана. Поэтому на должность Гофмана был приглашен специалист по общей патологии Колиско, и тем самым все вернулось на круги своя. Такое положение просуществовало до тех пор, пока руководство венской школой судебной медицины не перешло в 1916 г. к Альбину Габерде, который предоставил ей выходящее далеко за рамки патологии поле деятельности.

Несмотря ни на что, Гофман остался великой личностью, ибо он не только создал славу венской школе судебной медицины, но и вошел в историю как борец за самостоятельность судебной медицины.

7