Век Людовика XIV

В Славной революции были и бесславные элементы. 27 Казалось прискорбным, что Англия была вынуждена призвать голландскую армию, чтобы возместить английские обиды, что дочь должна была помочь свергнуть отца с трона, что командующий армией должен был перейти на сторону захватчика, и что национальная церковь должна была присоединиться к свержению короля, чью божественную и абсолютную власть она освящала против любого акта мятежа или неповиновения. Прискорбно, что верховенство парламента пришлось отстаивать, выступая против свободы вероисповедания. Но зло, которое творили эти мужчины и женщины, было погребено вместе с их костями; добро, которое они совершили, жило после них и росло. Даже установив олигархию, они заложили основы демократии, которая придет с расширением электората. Они сделали дом англичанина его крепостью, относительно защищенной от «наглости должности» и «неправоты угнетателя». Они внесли определенный вклад в то восхитительное примирение порядка и свободы, которое сегодня представляет собой английское правительство. И все это они сделали, не пролив ни капли крови — за исключением неоднократных кровотечений из носа измученного, беспомощного, покинутого, неумного короля.

III. АНГЛИЯ ПРИ ВИЛЬГЕЛЬМЕ III: 1689–1702 ГГ

Новый король назначил своими тайными советниками Дэнби — лорда-президента, Галифакса — лорда-хранителя печати, графов Шрусбери и Ноттингема — государственных секретарей, графа Портленда — лорда-хранителя кошелька и Гилберта Бернета — епископа Солсберийского.

Самым выдающимся и влиятельным из этих людей был Джордж Сэвил, маркиз Галифакс. Будучи племянником лорда Страффорда, казненного Долгим парламентом, он потерял большую часть своего имущества во время Великого восстания, но ему удалось спасти достаточно, чтобы безбедно жить во Франции во время кромвелевского режима. Там он открыл для себя «Эссе» Монтеня и стал философом; если позже он перешел от политики к государственному управлению, то потому, что разница между политикой и государственным управлением заключается в философии — способности видеть момент и часть в свете длительного и целого. Галифакс никогда не довольствовался тем, что был исключительно человеком дела. «Управление миром, — писал он, имея в виду управление нациями, — великая вещь; но и она очень груба по сравнению с тонкостью умозрительного знания». 28 Политику иногда приходилось иметь дело с толпой, что пугало Галифакса. «В ряде людей накапливается жестокость, хотя ни один из них в отдельности не является недоброжелательным… Гневный гул толпы — один из самых кровавых звуков в мире». 29 Он пережил Папский террор, когда толпы терроризировали суды. Видя, как многие религии вступают в корыстный конфликт, он отбросил большинство теологических взглядов, так что, по словам Бернета, «он выдавал себя за смелого и решительного атеиста; хотя он часто протестовал мне, что не является таковым, и говорил, что верит, что в мире нет ни одного человека. Он признавался, что не может проглотить все, что боги навязывают миру; он был христианином в покорности; он верил настолько, насколько мог». 30

Вернувшись в Англию, он вернул себе собственность и разбогател настолько, что мог позволить себе быть честным. Он служил Карлу II, пока не узнал о тайном Дуврском договоре. Он защищал право Якова наследовать трон, но выступал против отмены Акта об испытаниях. Он с нетерпением ждал протестантского правления после короткого католического перерыва и оправдал свои надежды, когда принял ведущее участие в мирной передаче королевской власти от Якова II к Вильгельму III. Он следовал собственному чувству правоты, а не придерживался партийной линии. «Невежество, — писал он в книге «Мысли и размышления», — заставляет большинство людей вступать в партию, а стыд не дает им выйти из нее». 31 Когда его оскорбляли за нарушение партийной линии, он защищался в знаменитом памфлете «Характер триммера»:

Невинное слово «триммер» означает не что иное, как то, что если люди собрались в лодке и одна часть компании утяжеляет ее с одной стороны, другая заставляет ее наклоняться в противоположную сторону; случается, что есть и третье мнение, тех, кто считает, что было бы не хуже, если бы лодка была ровной. 32

Временами он был беспринципен, всегда красноречив и опасно остроумен. Когда двор Вильгельма III заполонили охотники за местами, утверждавшие, что они помогли революции, он нажил себе врагов, заметив: «Рим был спасен гусями, но я не помню, чтобы эти гуси стали консулами». 33*

Галифакс, должно быть, улыбнулся, когда Конвент, преобразовав себя в парламент, перешел к тому, что считал первой необходимостью правительства — новой присяге на верность и подчинение Вильгельму III как главе не только государства, но и Церкви. Это была еще одна шутка истории, что англиканская церковь, которая в течение столетия преследовала кальвинистов (пресвитериан, пуритан и других диссентеров), теперь должна принять голландского кальвиниста в качестве своего главы.