Век Людовика XIV

Медицина отставала от медицинских исследований, поскольку те, кто преуспел в исследованиях, как правило, составляли отдельный класс, отличный от тех, кто занимался практикой, и их общение было несовершенным. Некоторые средневековые лекарства все еще назначались. Обри рассказывает о несвоевременном успехе: «Одна женщина… пыталась отравить своего мужа (страдавшего водянкой), сварив жабу в его похлебке; это его вылечило, и это послужило поводом для открытия лекарства». 79 Во второй половине XVII века в фармакопею вошли некоторые новые лекарства: ипекакуана, каскара, перечная мята… Голландские врачи, отдавая предпочтение голландской торговле, прописывали чай почти как панацею. 80

Два голландца были величайшими учителями медицины той эпохи: Сильвиус и Бурхааве, оба из Лейдена. Герман Бурхааве преподавал химию, физику и ботанику; к нему приезжали ученики со всей Северной Европы; он повысил статус клинической медицины, беря своих зрелых учеников с собой в ежедневный обход больничных коек, обучая их непосредственному наблюдению и специфическому лечению каждого отдельного случая. Его труды были переведены на все основные европейские языки, даже на турецкий; его репутация достигла самого Китая.

В Англии лучшим представителем клинической медицины стал Томас Сайденхем. После двух стажировок в Оксфорде, разделенных сроками службы в армии, он обосновался в Лондоне в качестве врача общей практики. Имея мало теории и много опыта, он пришел к своей философии болезни, которую он определил как «усилие природы, стремящейся всеми силами восстановить здоровье пациента путем устранения болезнетворной материи». 81 Он различал «основные» симптомы, вызванные чужеродным веществом, и «случайные», вызванные сопротивлением организма этому веществу; таким образом, лихорадка — это не болезнь, а приспособление организма к самозащите. Задача врача — помочь этому процессу защиты. Поэтому Сиденхем восхвалял Гиппократа как «отца медицины».

От искусства требовалось не больше, чем помогать природе, когда она томилась, и сдерживать ее, когда ее усилия были слишком бурными…. Ибо этот проницательный наблюдатель обнаружил, что природа сама прекращает болезнь и излечивает ее с помощью нескольких простых лекарств, а иногда и вовсе без всяких лекарств». 82

Отличие Сиденхема заключалось в том, что он признавал, что каждое серьезное заболевание имеет множество разновидностей; он изучал каждый случай с его клинической картиной, чтобы диагностировать особую форму заболевания; и подбирал лечение в соответствии с конкретными отличиями недуга. Так он отделил скарлатину от кори и дал ей современное название. В своей профессии он был известен как «английский Гиппократ», поскольку подчинял теорию наблюдениям, общие идеи — конкретным случаям, а лекарства — естественным средствам лечения. Его Processus Integri на протяжении столетия оставался руководством по терапии для английских врачей.

Хирургия продолжала бороться за признание в качестве авторитетной науки. Ее лучшие представители сталкивались с враждебностью медиков и завистью цирюльников, которые все еще выполняли некоторые мелкие операции, в том числе стоматологические. Ги Патен, декан медицинского факультета Парижского университета, не мог простить хирургам, что они перенимают одежду и манеры медицинской профессии, и осуждал всех хирургов как «расу злобных, экстравагантных кокошников, которые носят усы и размахивают бритвами». 83 Но в 1686 году хирург Феликс успешно прооперировал свищ Людовика XIV; король был так доволен, что подарил Феликсу пятнадцать тысяч луидоров, загородное поместье и дворянский патент. Это возвышение повысило социальный статус хирургов во Франции. В 1699 году хирургия была признана свободным искусством, а ее представители стали занимать высокое положение во французском обществе. Вольтер назвал хирургию «самым полезным из всех искусств» и «тем, в котором французы превзошли все другие народы мира». 84

Однако в эту эпоху у английской хирургии было как минимум два достижения: в 1662 году Дж. Д. Мейджор сделал первую успешную внутривенную инъекцию человеку, а в 1665–67 годах Ричарду Лоуэру удалось перелить кровь от одного животного в вену другого; последнее событие Пепис отметил в своем дневнике. 85 Из этих частных сплетен мы узнаем, что операции обычно проводились с использованием лишь слабых анестетиков или вообще без них: когда Пэписа оперировали по поводу камня в мочевом пузыре, ему не давали ни хлороформа, ни антисептиков, а только «успокаивающий сквозняк». 86