Он рецензировал книгу Меймбурга в томе писем, вышедшем в 1682 году. Он задавался вопросом, может ли человек, сильно привязанный к какой-либо особой вере, писать беспристрастную и правдивую историю. Как можно доверять историку, который, подобно Меймбуру, называет обращение Людовика XIV с гугенотами [до 1682 года] «справедливым, мягким и милосердным?» Обращаясь к самому Людовику, Бейль, пишущий из Голландии, которая так недавно и грубо нападала на Францию, спрашивает: «Какое право имеет любой король навязывать свою собственную религию своим подданным? Если он имел такое право, то римские императоры были оправданы в преследовании христианства. Совесть, считал Бейль, должна быть единственным правителем убеждений человека. Меймбург дал убедительный ответ, добившись от Людовика XIV приказа о том, что любой экземпляр книги Бейля, найденный во Франции, должен быть публично сожжен обычным палачом.
В том же 1682 году Бейль опубликовал свой первый крупный труд «Разные мысли о комете» (Pensées diverses sur la comète) — разные мысли о комете, которая пронеслась по небу в декабре 1680 года. Вся Европа была напугана этой звездой, огненный хвост которой, казалось, предвещал пожар в мире. Только вернувшись к страхам той эпохи, когда и католики, и протестанты воспринимали подобные явления как божественные предупреждения и верили, что в любой момент на грешную землю обрушатся молнии Божьи, мы можем понять ужас, с которым смотрели на это пламенное явление, и оценить смелость и мудрость комментариев Бейля. Даже ученый Мильтон недавно рассказывал, как «комета из своих ужасных волос сотрясает мор и войну». 13 Опираясь на последние исследования астрономов (однако комета Галлея 1682 года еще не появилась), Бейль заверил своих читателей, что кометы движутся по небу в соответствии с установленными законами и не имеют никакого отношения к несчастью или счастью человечества. Он оплакивал упорство суеверий. «Тот, кто хочет найти все причины народных заблуждений, никогда не закончит». 14 Он отвергал все чудеса, кроме новозаветных (без этого исключения его книга не могла бы быть напечатана в Голландии). «В здравой философии природа есть не что иное, как сам Бог, действующий по определенным законам, которые он установил по своей собственной воле. Так что дела природы являются не меньшим следствием силы Божьей, чем чудеса, и предполагают столь же великую силу, как и чудеса, ведь сформировать человека по естественным законам порождения так же трудно, как и воскресить его из мертвых.» 15
Байль смело подошел к одной из самых сложных проблем истории: Возможна ли естественная этика — может ли моральный кодекс поддерживаться без помощи сверхъестественной веры? Привел ли атеизм к развращению нравов? Если бы это было так, сказал Бейль, то из преступности, коррупции и безнравственности, распространенных в Европе, следовало бы заключить, что большинство христиан — тайные атеисты. Евреи, магометане, христиане и неверные различаются по вероисповеданию, но не по поступкам. По-видимому, религиозные убеждения и идеи в целом мало влияют на поведение; это проистекает из желаний и страстей, которые обычно сильнее убеждений. Какое влияние оказали заветы Христа на европейское представление о мужестве и чести, где больше всего превозносят человека, который быстро и жестоко мстит за оскорбления и обиды, который преуспевает в войне, изобретая бесконечное количество машин, чтобы сделать осады более убийственными и страшными; «именно у нас неверные учатся использовать лучшее оружие». 16 Бейль пришел к выводу, что в обществе атеистов нравы будут не хуже, чем в обществе христиан. Большинство из нас удерживает в порядке не столько далекий и неопределенный ужас перед адом, сколько страх перед полицейским и законом, перед общественным осуждением и позором, перед палачом; уберите эти светские сдерживающие факторы, и вы получите хаос; сохраните их, и общество атеистов будет возможно; более того, в нем может быть много мужчин высокой чести и целомудренных женщин. 17 Мы слышим о таких образцовых атеистах в древности, как Эпикур и оба Плиния; и в наше время, как Мишель де л'Эпиталь и Спиноза. (Вопрос о том, были бы нравы среднего человека хуже, чем они есть, если бы религия не дополняла закон, Бейль оставляет без внимания).