Век моды

Все четыре баронессы Ротшильд приходили к нам, но из них моя мать предпочитала не ту, которая носила этот головной убор на маскараде, а баронессу Альфонс де Ротшильд. Она действительно была мила, в ней было что-то восточное, и умела носить вещи. Я вспоминаю, как встретил ее в Опере в жемчужно-сером платье с золотыми виноградными гроздьями на юбке и с ниткой бриллиантов в волосах. А во лбу, как пламя, горел один крупный камень. Я должен был согласиться, что она достойна восхищения мадам Ворт, тем не менее находил свою мать более милой.

Среди многих платьев, созданных отцом для Бала зверей, был один костюм Медузы. При этом это была медуза в стиле Людовика XV, со змеями, вышитыми блестками, обвившимися вокруг бедер, и головным убором в виде головы змеи. Этот костюм носила вторая мадам Анри Шнейдер, поразительная женщина, осветившая 1870-е годы. Она была настоящей красавицей, черноглазая, с прекрасным профилем камеи, великолепными зубами, тонкой талией и восхитительными плечами. Через два года после смерти ее сестры, первой мадам Шнейдер, она вышла замуж за своего шурина, как было сказано, чтобы не разлучаться с его сыном и своим племянником, о котором она заботилась после смерти его матери и своей сестры и которому была предана. Ее сестра тоже была очень красива, но совсем в ином роде. По своему колориту она очень напоминала императрицу Евгению. У нее были такие же золотые, с красноватым оттенком волосы, такой же цвет лица, напоминавший цветок лилии, та же совершенная красота. Моя мать всегда сравнивала ее с Мадонной, и в ее улыбке действительно было что-то божественное.

Леди Рендольф Черчилль в костюме византийской императрицы, изготовленном Вортом для бала в Девоншире, 1899

Ворт изготовил несколько костюмов для второй мадам Шнейдер. Это был знаменитый костюм Богини Ночи, сшитый из темно-синего бархата, расшитый бриллиантами. На волосы надевалась диадема из сапфиров и бриллиантов, специально для этого изготовленная. Затем для Сельского бала отец сделал скромное платье из желтой материи, к нему полагалась огромная шляпа, какие можно встретить у крестьянок в провинции Ко, но легко стилизованная под эпоху Людовика XV. Мадам Шнейдер была в этом костюме очаровательна, и, как всегда, ее появление встречали легким шепотом восхищения.

Как это забавляло великосветских дам, прикидывавшихся скромными! Там была маркиза д’Эрве де Сен-Дени, которая появилась на том же балу в лохмотьях, как будто девушка-попрошайка. Ее прекрасные волосы были свободно распущены, на голове платок, старая соломенная шляпа поверх него и большая корзина с цветами в руках. Маркиза изображала, что продавала цветы. Какая неудовлетворенность была в этих существах, рожденных для благополучия, если такие маскарады вызывали у них восторг?

Кстати, именно тот же бал позволил проявиться очаровательному образчику отцовского деспотизма. За годы до этого, точнее, когда императорский принц начал посещать знаменитые «понедельники» императрицы, некая мисс Пайн, хорошенькая юная американка, была включена в список гостей в качестве некоего противоядия против официальности важных приемов. Вскоре она стала одной из любимых клиенток отца, и ему очень нравилось создавать для нее красивые вещи, не только потому, что она была любезной и красивой, но поскольку на ней хорошо сидели туалеты. Со временем эта дама стала невестой некоего мистера Бишофсхайма и получила carte blanche в отношении ее приданого. Поэтому она пришла к Ворту в сопровождении своей будущей снохи и заказала с исключительным вкусом и чувством меры ровно столько платьев, сколько было нужно, и ни платьем больше. Однако, несмотря на ее сдержанность, мистер Бишофсхайм удивил отца, запросив у него скидку. Никогда раньше в нашем магазине не слышали о подобных вещах. Большинство нашей клиентуры либо платили наличными, либо оплачивали счет в течение этого года без вопросов. Отец сказал что-то в этом роде жениху мисс Пайн, но тот настаивал на скидке. Наконец, чтобы уладить дело, но в основном чтобы доставить удовольствие будущей снохе невесты, мадам Голдсмит, одной из его красивейших клиенток, к которой он испытывал глубочайшее уважение и симпатию, Ворт пошел на уступку скаредному жениху, но предупредил: сделанное им платье – последнее для его невесты. И он сдержал свое слово. Никакая дипломатия со стороны мадам Голдсмит или будущей мадам Бишофсхайм не могла заставить его изменить свое решение. И только раз, по случаю Сельского бала, им удалось его перехитрить.

Американская клиентка в платье от Ворта с великолепными жемчугами, 1900-е годы