Век Наполеона. Реконструкция эпохи

Главными объектами грабежей были церкви, наполненные золотом и серебром. При каждом московском храме оставались несколько священнослужителей разных рангов. Отношение к ним было разным. В одних местах наполеоновские солдаты избивали их, чтобы вызнать, где лежит церковное добро: в книге Любови Мельниковой «Армия и православная церковь Российской империи в период наполеоновских войн» приводятся фамилии забитых до смерти священнослужителей: священники Иван Петров (Николаевская церковь в Кошелях), Иван Гаврилов (Архангельский собор), Алексей Иванов и дьякон Михаил Федоров (Николаевская церковь на Студенце). Уже после возвращения русских умерли от побоев и пыток священник Николотолмачевской церкви Иоанн Андреев и священник Николаевской в Гнездниках церкви Петр Катышев. Там, где неприятели были менее свирепы, священникам и дьяконам удалось отстоять свои храмы и даже организовать службы – священник церкви Живоначальной Троицы Георгий Легонин, например, вытребовав у французов для своей церкви караул, отправлял потом требы не только в ней, но и еще в шести приходах, священники которых выехали из города.

Были и другие заступники: когда корпус Евгения Богарне, пройдя через Москву, занял неподалеку от Звенигорода Саввино-Сторожевский монастырь, основанный в 1398 году учеником Сергия Радонежского монахом Саввой, ночью к вице-королю явился седой старик и сказал: «Не вели войску грабить монастырь. Если исполнишь мою просьбу, Бог тебя помилует и ты вернешься в свое Отечество целым и невредимым». Утром Евгений узнал старика на одной из икон – это оказался сам преподобный Савва. Вице-король приказал опечатать храм, а вскоре и вовсе ушел с корпусом из монастыря. (Историю эту рассказал в 1839 году женившийся на дочери Николая Первого Марии Максимилиан Лейхтенбергский, младший сын Евгения Богарне. Надо впрочем отметить, что из маршалов Наполеона в России никто не был ранен или убит, да и вся остальная судьба Богарне не была счастливее, чем, например, судьба Сульта, который и прожил дольше, и достиг больше).

Грабежа избегли считанные здания: в их числе был Воспитательный дом, к которому Наполеон (явно для того, чтобы показать цивилизованность французов) приставил по просьбе его директора Ивана Тутолмина караул, и почтамт, остававшиеся в Москве чиновники которого собрали свои средства и откупились от французов. В 1816 году вернувшийся из Заграничного похода Александр Первый «в награду такового их усердия», выразившегося в заботе о казенном имуществе более чем о собственной жизни, повелел выдать чиновникам по три тысячи рублей.

Военно-политическую ситуацию, сложившуюся на тот момент, можно охарактеризовать словами, сказанными через сто с лишним лет: «Ни мира, ни войны». Только в этом случае первая часть тезиса отражала настроения русских, вторая – настроения французов. Граф Сегюр писал: «наши кавалеристы думали, что война окончена, Москва казалась им пределом». «Мы собирались надолго остаться в городе, – пишет Бургонь. – У нас было запасено на зиму (на зиму! – прим. С.Т.) семь больших ящиков шипучего шампанского, много испанского вина и портвейна, кроме того пятьсот бутылок рома и сотня больших голов сахара – и все это на шестерых унтер-офицеров, двух женщин и одного повара!». В конце сентября, пишет Бургонь, «император приказал принимать меры к устройству нашей жизни в Москве, как будто мы собирались зимовать там. (…) Удалось даже возобновить театр, и меня уверяли, что там давались представления французскими и итальянскими актерами. (…) знаю, что актерам было выплачено жалованье за шесть месяцев нарочно, чтобы убедить русских, что мы расположились провести зиму в Москве».

Театром заведовал маркиз Луи Франсуа Жозеф де Боссе, префект императорского дворца, привезший к Наполеону на Бородинское поле портрет Римского короля, да так и оставшийся при армии. Актеры, которых удалось собрать в Москве, принадлежали к имевшейся в Москве с 1807 года французской труппе. Боссе пишет, что их «сначала грабили убегавшие русские, потом наши солдаты, которые мало заботились о том, чтобы справиться об их национальности». В результате они так были измучены выпавшими на их долю испытаниями, что это, видимо, был единственный за всю историю театр без интриг: «страшно легко было распределять роли; я думаю, нельзя было найти более сплоченную, более послушную труппу, которою так нетрудно было руководить», – пишет де Боссе. Также это был единственный театр без бутафории и реквизита, все настоящее: посуда в спектаклях была из серебра и золота, костюмы – из царских кладовых Кремля. Вместо люстры повесили чистого серебра паникадило на 180 свечей. Театр устроили в доме генерала и театрала Позднякова на Большой Никитской улице (сейчас – Большая Никитская, 26). Первый спектакль труппа дала 25 сентября, всего состоялось 11 представлений. Из репертуара нынешнему человеку знаком, наверное, только лишь «Фигаро».