Век Наполеона

Мы можем представить себе, что такой нетерпеливый реалист сделал с теологией, существовавшей в его время и месте. Он не нашел применения традиционному божеству в попытке беспристрастно взглянуть на мир науки, истории, экономики, права и управления.45 Он старался сдерживать свой острый язык в этих вопросах, поскольку считал, что англиканская церковь сравнительно рациональна и может стать благодетельной; но духовенство чувствовало его молчаливую враждебность и осуждало его утилитаризм, вполне справедливо, как «безбожную философию».46

Он начал с того, что попытался опровергнуть мнение Блэкстоуна как энкомиста британской конституции. Это мистическое образование представлялось ему лоскутным и устаревшим продуктом случайных обстоятельств, противоречивых компромиссов, поспешных поправок и мимолетных вдохновений, не связанным никакой логикой и не основанным ни на каких принципах. Поэтому (пока американские колонии игнорировали это джентльменское соглашение) Бентам выпустил, как искру с наковальни, «Фрагмент о правительстве» (1776) — первый удар того «философского радикализма», которому предстояло бороться полвека, прежде чем одержать половину победы в 1832 году.

Двадцативосьмилетний претендент, похвалив Блэкстоуна за то, что он «научил юриспруденцию говорить на языке ученых и джентльменов», упрекнул его в том, что он сводит конституцию к суверенитету короля. Напротив, разумная конституция распределяет полномочия правительства между различными его частями, способствует их сотрудничеству и взаимному сдерживанию. Руководящим принципом законодателей должна быть не воля начальства, а «наибольшее счастье наибольшего числа» тех, для кого они принимают законы; и надлежащей проверкой предлагаемого закона является его полезность для этой цели».47 Здесь, в знаменитом «принципе полезности», заключалась суть правового и этического учения Бентама. Это был замечательный коррелят Декларации независимости, которую Томас Джефферсон опубликовал в том же году; философия и история вкратце соединились, а христианская традиция — Бентам невольно — согрела и благословила этот союз.

Эта небольшая книга была написана в более понятном стиле и в более привлекательном духе, чем более поздние трактаты Бентама. Некоторое время он провел в путешествиях. Из России в 1787 году он отправил в Англию «Защиту ростовщичества» — то есть интереса. Он выступал против теологического осуждения интереса; в экономике, как и в политике, человек должен быть настолько свободен в использовании своих собственных суждений, насколько это позволяет благо общества. Бентам был либералом, но в понимании XVIII века, когда это слово означало защитника свободы; он был согласен с физиократами и Джефферсоном в том, что государство должно свести к минимуму свое вмешательство в индивидуальную свободу. Он был радикалом — до мозга костей; но он не был сторонником национализации промышленности. В 1787 году было не так много промышленных предприятий, которые можно было бы национализировать.

По возвращении из России Бентам подготовил к публикации свой главный труд: Принципы морали и законодательства» (1789; его пресса склонялась к революционным датам). Это трудная книга, сурово подкрепленная сотней определений, но к концу оставляющая непрофессионального читателя в полном замешательстве. Но Бентам решал сложную задачу: заменить теологическую этику естественной; основывать поведение и закон на групповых или национальных потребностях, а не на воле руководителя или класса; освободить закон и поведение от религиозных декретов с одной стороны и революционных мечтаний с другой. Человеку, решающему такие задачи, можно позволить иногда погрешить против морального обязательства писателя быть ясным.

Новой основой как морали, так и права должен был стать принцип полезности — полезность поступка для индивида, обычая для группы, закона для народа, международного соглашения для человечества. Бентам считал само собой разумеющимся, что все организмы стремятся к удовольствию и избегают боли. Удовольствие он определял как любое удовлетворение, боль — как любое неудовлетворение, телесное или душевное. Полезность — это способность приносить удовольствие или избегать боли; счастье — это постоянство и последовательность удовольствий. Полезность не обязательно должна быть исключительно индивидуальной; она может быть, частично или в основном, полезной для семьи, сообщества, государства или человечества. Индивид может (благодаря своим социальным инстинктам) находить удовольствие или избегать боли, подчиняя свое удовлетворение удовлетворению группы, к которой он принадлежит.48 Следовательно, помимо непосредственной цели, конечным объектом и моральным критерием всех действий и законов является степень, в которой они способствуют наибольшему счастью наибольшего числа людей. «Я хотел бы, чтобы самый дорогой мне друг знал, что его интересы, если они вступают в конкуренцию с интересами общества, для меня ничто. Так я служил бы своим друзьям — так они служили бы мне».49