Век невинности

Ачер предпочитал переодеваться по вечерам, перед светскими мероприятиями. Он считал это своеобразной данью чистоте и комфорту, — хотя удовольствие это опустошало и без того скромный семейный бюджет. Ачер не понимал нарочитого аскетизма Винсета, отказавшегося от прислуги в доме и модной одежды, — то есть от всего того, что считалось показателями достатка хозяев. Тем не менее, Ачер всегда с удовольствием общался с Винсетом. Стоило ему завидеть издали знакомое бородатое лицо с серьезными меланхолическими глазами, как он спешил журналисту навстречу и не отказывался посидеть в ресторанчике за углом и пофилософствовать за кружкой пива.

Нельзя сказать, чтобы Винсет питал особое пристрастие к журналистике. Из него мог бы получиться мастер эпистолярного жанра, если бы он соблаговолил родиться веком раньше, когда переписка была еще в моде. Винсет даже опубликовал сборник положительных рецензий, причем двадцать книг было сразу же распродано, а тридцать — роздано бесплатно: все оставшиеся книги издательство, в конце концов, уничтожило (что оговаривалось в договоре), чтобы освободить место для более ходовой печатной продукции. После этого Винсет охладел к эпистолярному жанру и устроился на работу помощником редактора в женский еженедельник. В этом нехитром журнале фотографии модной одежды и выкройки перемежались с рассказами о любви и рекламой безалкогольных напитков. Винсет втихомолку посмеивался над этим доморощенным журналом, который носил вполне подходящее название — «У камина». То была ирония с привкусом горечи, ибо еще не старый Винсет давно распрощался с иллюзиями молодых лет.

После разговора с Недом Ачер всегда был склонен подвергать жесткому анализу свою жизнь и всякий раз находил ее малосодержательной. Но по сравнению с ней жизнь Винсета и вовсе могла показаться пустой; и хотя у них были общие интересы, и на многие вещи они смотрели одинаково, — их веселые беседы обычно не выходили за рамки остроумного дилетантизма, и обсуждение строилось, в основном, вокруг житейских проблем.

«А знаете, дорогой Ньюлэнд, жизнь не всегда идет рука об руку с нами, — сказал однажды Винсет. — Я выжат, как лимон, и чувствую себя вне игры. Боюсь, что с этим уже ничего не поделаешь. Я наломал дров за свою жизнь и теперь никак не могу их сбыть! Скорее всего, мне это так и не удастся. Но вы свободны, мой друг и в вашем распоряжении — целое состояние. Почему бы вам не начать, наконец, действовать? Путь только один: заняться политикой».

Ачер тогда откинул голову назад и рассмеялся. Что и говорить, они с Винсетом были не одного поля ягоды. Все в американских аристократических кругах прекрасно понимали, что джентльмену нечего делать в большой политике. Но поскольку прямо заявить об этом Винсету он не мог, ему приходилось отвечать уклончиво.

«Да разве мы нужны тем, кто делает головокружительную карьеру в политике?» — с усмешкой спрашивал он.

«О ком это вы? Ах, об этих! Но почему вам самому не встать в их ряды?» — отвечал Винсет вопросом на вопрос.

Вместо того, чтобы рассмеяться, Ачер снисходительно улыбался. Продолжать дискуссию было бесполезно: кто не знал о незавидной судьбе горстки аристократов, отважившихся затесаться в муниципальные и правительственные структуры Нью-Йорка? Благоприятный момент был упущен: страной управляли деловые люди, эмигранты, а джентльменам ничего не оставалось, как всецело посвятить себя спорту и искусству.

«Искусство, культура! Можно подумать, они у нас есть! По-моему, от них остались одни лишь жалкие воспоминания. Согласитесь, что не хватает, так сказать, перекрестного опыления: с нами вместе умирают старые традиции, являющиеся, по сути своей, традициями ваших европейских предшественников. Вас здесь ничтожное меньшинство, к тому же вы децентрализованы, у вас нет ни конкурентов, ни последователей. Вы напоминаете галерею портретов в заброшенном доме: так сказать, „Последние джентльмены“… Вы никогда ничего не добьетесь до тех пор, пока не засучите рукава и не ступите прямо в навоз. Только так, или самому податься в эмиграцию! Почему, например, я не могу эмигрировать?»

Ачер мысленно пожимал плечами и переводил разговор на другую тему. Он начинал говорить о книгах, поскольку Винсет прослыл известным книголюбом. Эмигрировать! Разве джентльмен может покинуть родную страну? Он никогда не сделает этого, но и разгребать навоз тоже не станет. Джентльмен останется дома и найдет для себя достойное занятие. Но разве такой человек, как Винсет, в состоянии это понять? Хотя мир литературных клубов и экзотических ресторанов и казался на первый взгляд пестрым, как детский калейдоскоп, на самом деле жизнь в нем была более монотонной, чем в «светском муравейнике» на Пятой Авеню.