Век невинности

Ачер покраснел, и сердце его забилось чуть быстрее. Всего дважды молодой человек посетил мадам Оленскую, и каждый раз после своего визита он посылал ей букет чайных роз без своей визитной карточки. Никогда раньше Элен не говорила с ним на эту тему, и ему казалось, что она не догадывалась, кто посылал ей эти цветы. И вот теперь, когда она дала понять ему, что прекрасно знает, кто посылал ей эти розы, и, более того, упомянула о них в связи с трогательной сценкой прощания двух любовников, — его сердце наполнилось необъяснимой радостью.

«И я думал о том же, — признался он. — Я даже собирался покинуть театр до того, как эта картина изгладится из моей памяти».

К его удивлению, на ее смуглых щеках тоже выступил румянец. Она опустила глаза и в смущении стала рассматривать перламутровый театральный бинокль, который держала в руках, обтянутых тонкими перчатками. Немного помолчав, она спросила:

«А чем вы занимаетесь сейчас, когда Мэй нет с вами рядом?»

«Я много работаю», — ответил он несколько сухо, слегка раздраженный такой постановкой вопроса.

Следуя давно выработавшейся привычке проводить остаток зимы на юге, неделю тому назад Велланды отбыли в Сан-Августин. Мистеру Велланду, страдавшему бронхиальной астмой, такая смена климата шла на пользу. Это был мужчина с мягким характером, молчун от природы, предпочитавший не высказывать прямолинейно своего мнения. В то же время в запасе он имел миллион привычек, и никто из домочадцев не осмеливался их нарушать. Так ежегодно по его команде его супруга и дочь отправлялись вместе с ним на юг. И этот порядок следовало сохранить, чтобы в душе его всегда царили мир и покой. Если бы миссис Велланд не была рядом с ним, пожилой джентльмен не сумел бы отыскать даже собственной расчески, не говоря уже о почтовых марках для писем.

Поскольку все члены этой семьи боготворили друг друга, и мистер Велланд являлся в ней самой центральной фигурой и своеобразным объектом поклонения, жена и дочь всегда сопровождали его в Сан-Августин. Что касается его взрослых сыновей, которые были юристами и не могли покидать Нью-Йорк в течение зимы, то они всегда отправлялись к нему на Пасху и привозили его обратно домой.

Поэтому, Ачер считал бессмысленным затевать разговор о том, чтобы Мэй осталась в Нью-Йорке. Домашний врач Минготов в основном специализировался на лечении пневмонии, которой мистер Велланд, к счастью, не страдал. Следовательно, в ежегодных отъездах семьи в Сан-Августин не было особой необходимости. Так или иначе, Велланды сохранили верность этой традиции. Вначале предполагалось, что о помолвке Мэй будет объявлено только после ее возвращения из Флориды. Но мистер Велланд не изменил своих планов, несмотря на то, что помолвка состоялась гораздо раньше. Ачер был бы счастлив присоединиться к путешествующим и провести несколько недель под южным солнцем, катаясь на яхте вместе со своей невестой. Но он тоже был в плену у своих привычек, к тому же, в городе его держали дела. Стоило лишь ему нарушить данные обязательства ради солнечных каникул среди зимы, как весь клан Минготов обвинил бы его в легкомыслии. И он смирился с отъездом Мэй, решив, что подобные компромиссы станут неотъемлемой частью их будущей жизни.

Он вдруг почувствовал на себе взгляд мадам Оленской, смотревшей на него из-под полуопущенных век.

«Я сделала так, как вы хотели, то есть советовали мне», — отрывисто сказала она.

«Я рад», — молвил он, несколько смущенный тем, что она столь неожиданно завела разговор на эту тему.

«Конечно, вы правы, — продолжала она, тяжело вздохнув, — но порой жизнь — такая сложная и непредсказуемая!»

«Я знаю».

«Я просто хотела еще раз подчеркнуть, что вы, безусловно, правы и я вам так благодарна!» — закончила она, поспешно поднимая к глазам бинокль: двери в ложу отворились, и Бьюфорт объявил, что экипажи ждут у подъезда.

Ачер поднялся и, выйдя из ложи, покинул театр.

Накануне он получил письмо от Мэй Велланд, в котором она со всей искренностью просила его быть внимательным к Элен во время их отсутствия. «Вы ей очень нравитесь, — писала она. — Элен, можно сказать, от вас без ума. Но она этого не показывает, и на самом деле ей так грустно и одиноко! Сомневаюсь, что бабушка в состоянии ее понять. Дядя Ловелл, скорее всего, тоже ее не понимает. Они полагают, что Элен такая общительная и компанейская, но на самом деле это не так. Я чувствую, что она скучает в Нью-Йорке, хотя ее родные никогда бы это не признали. Наверное, здесь ей многого не хватает. Она ведь привыкла посещать музыкальные салоны, модные выставки и принимать у себя разных знаменитостей — художников, поэтов и философов, — одним словом, тех людей, которыми вы тоже восхищаетесь. Бабушка думает, что у нее на уме одни приемы и дорогие туалеты, но она ошибается. Похоже, вы — чуть ли не единственный человек в Нью-Йорке, понимающий, что ей действительно нужно».