Век невинности

«Да, дорогая моя! Эта вещица стоит того, чтобы передавать ее по наследству. Ты должна завещать ее своей старшей дочери!»

Видя, что краска бросилась в лицо Мэй, она ущипнула ее за белую руку и добавила:

«Ну, ну, детка! Что я такого сказала? С чего это щечки у нас стали цвета красного флага? Вы что же, хотите нарожать одних мальчишек? Надо бы девочек, а? Да вы только взгляните на нее: я опять вогнала ее в краску! Какие же вы все чувствительные! Когда мои дети попросили этого итальянца расписать плафоны над моей головой богами и богинями, я порадовалась, что хоть их уже ничем не проймешь!»

Ачер расхохотался, и Мэй, пунцовая до самых бровей, тоже залилась смехом, который прозвучал, как звонкий колокольчик.

«Ну а теперь, дорогие мои, расскажите-ка мне про это ваши состязания на траве. Медора, конечно, наплела с три короба, но я хочу услышать все от вас!»

«Кузина Медора? — воскликнула Мэй. — Но я думала, что она поехала обратно в Портсмоут!»

Миссис Мингот спокойно ответила:

«Так оно и было. Но по пути она заехала сюда, чтобы забрать Элен. Как, вы не знали, что она провела сегодня со мной весь день? Какая глупость с ее стороны, что она не хочет остаться здесь на целое лето! Но я уже лет пятьдесят как не спорю с молодежью! Элен, Элен!» — крикнула она своим пронзительным старческим голосом, наклоняясь вперед, чтобы окинуть взглядом лужайку рядом с верандой.

Но ответа не последовало, и миссис Мингот нетерпеливо постучала тростью по блестящему паркету. Вошла служанка-мулатка в белоснежном тюрбане и на вопрос своей хозяйки ответила, что видела, как графиня Оленская пошла вниз по тропинке, ведущей к берегу.

Миссис Мингот повернулась к Ачеру и сказала:

«Догоните ее, мой друг, и приведите сюда! А эта крошка пока расскажет мне, как вас принимал Бьюфорт.»

Ачер поднялся, словно во сне. За последние полтора года он не раз слышал, как имя графини Оленской упоминалось в светских разговорах, и знал, какие события произошли в ее жизни. Ему было известно, что прошлое лето она провела в Ньюпорте и довольно часто появлялась в обществе. Но осенью внезапно продала своим знакомым тот «очаровательный домик», который Бьюфорт так долго подыскивал для нее, и решила обосноваться в Вашингтоне. Зимой, насколько он понял из разговоров (о хорошеньких дамах всегда много говорят в таких городах, как Вашингтон!), графиня блистала на дипломатических приемах, которые устраивала администрация во время своих сессий. Он внимал всем этим разговорам о ее нарядах, встречах, точке зрения и выборе друзей с отчужденностью, присущей человеку, давно перечеркнувшему свое прошлое. До того, как Медора Мэнсон упомянула имя Элен Оленской в их беседе в момент состязаний по стрельбе, графине отводилось в его воспоминаниях не больше места, чем бесплотному призраку былого. Но болтовня маркизы вновь перенесла его в маленькую гостиную, в которой он, стоя у камина, напряженно ждал, что вот-вот по опустевшей мостовой раздастся стук колес возвращающегося экипажа.

Ему даже вспомнился один рассказ о тасканских детях, которые забрались в пещеру высоко в горах и, запалив сено, осветили на стенах полустертые наскальные изображения…

Тропинка спускалась с крутого обрыва, на котором стоял дом. Внизу, у самой кромки воды росли плакучие ивы. Сквозь ажурное кружево ветвей Ачер увидел белевшую вершину Лаймрока — высокой скалы известнякового происхождения, на которой находилась башня маяка. Рядом с ней примостился крохотный домик Иды Льюис. Эта героическая женщина доживала в нем оставшиеся дни, отвечая за работу маяка.

Немного портили пейзаж промышленные трубы Козлиного острова, видневшегося вдали. Залив простирался на север и в золотой закатной дымке можно было разглядеть очертания Пруденс-Айленда с молодыми дубами в посадках и далекие берега Коннектикута. От берега, скрытого в тени ив, тянулся длинный деревянный причал, в конце которого виднелась беседка, по форме напоминавшая пагоду. В этой «пагоде», спиной к берегу, стояла дама, прислонившись к перилам. Ачер замер на месте при виде этого зрелища, и ему показалось, что он только что пробудился от сна.

Этим сном были видения прошлого, а реальность ждала его в доме на берегу. Запряженная пони повозка миссис Велланд у дверей, Мэй, оставшаяся созерцать лики богов-олимпийцев и переполненная смутными надеждами, вилла Велландов в дальнем конце Беливью-авеню, и мистер Велланд, уже переодевшийся к обеду и беспокойно прохаживающийся из угла в угол гостиной, то и дело поглядывая на часы с нетерпением главы семейства, чьи домочадцы никогда не выбивались из «графика»… Такова была реальность Ньюлэнда Ачера…

«Но кто я в ней? — подумал он и сам себе ответил: — Зять Велландов!»