Век невинности

«Ясно», — протянул Бьюфорт. — И поскольку попытки удержать его с ее стороны не последовало, он слегка пожал плечами и, с деланным равнодушием, поцеловал ей руку (у него этот жест был хорошо отработан!)

Остановившись на пороге, он бросил Ачеру: «Кстати, Ньюлэнд, если вам удастся уговорить графиню задержаться в городе, считайте, что вы включены в список приглашенных на ужин».

С этими словами он вышел из комнаты своей тяжелой походкой.

На какой-то момент молодой человек представил, что мистер Леттерблеяр уже сказал Элен о том, что он, Ачер, согласился вести ее дело. Но неуместность следующего замечания графини дала ему повод усомниться в этом.

«Так вы знакомы с художниками? Вы с ними накоротке?» — спросила она с неподдельным интересом.

«Ну, не то, чтобы накоротке, — замялся молодой человек. — Богема живет здесь обособленно, у нее — свой круг общения».

«Но вас волнует искусство?»

«Безмерно. Когда я в Париже или Лондоне, я стараюсь не пропускать ни одной выставки. Мне хочется идти в ногу с веком».

Она взглянула на кончик своей атласной туфельки, которая выглядывала из-под ее длинного халата.

«Я тоже долгое время увлекалась всем этим. И возможностей у меня было немало. Но теперь я хочу отойти от этого».

«Отойти? Но почему?»

«Я собираюсь порвать со всем, что меня связывает с моим прошлым, и стать такой же, как и все в Нью-Йорке».

Ачер покраснел.

«Такой же, как все, вы никогда не станете», — сказал он.

Она слегка приподняла брови.

«Вот как? Если б вы знали, как мне этого хочется!»

Ее лицо вдруг погрустнело и стало напоминать трагическую маску. Она чуть подалась вперед, обхватив колени тонкими руками, отвела от него взгляд и посмотрела в дальний угол комнаты, погруженной в полумрак.

«Хочу избавиться от всего этого!» — повторила она.

Ачер помолчал немного, а потом откашлялся и сказал:

«Да, я понимаю. Мистер Леттерблеяр рассказал мне о вашем намерении подать на развод».

«В самом деле?»

«Именно поэтому я и пришел. Он попросил меня помочь вам. Знаете ли, я работаю в его фирме».

Графиня, казалось, была немного удивлена. И вдруг ее глаза просияли.

«Вы имеете в виду, что готовы взяться за это дело? Так я могу говорить об этом с вами, а не с мистером Леттерблеяром? Насколько это все упрощает!»

Ачер был тронут проявлением столь бурной радости с ее стороны, и его доверие к ней возросло вместе с чувством самоудовлетворения. Он убедился, что графиня раскрыла карты перед Бьюфортом, упомянув о деле лишь для того, чтобы поскорее спровадить его. Бьюфорт и в самом деле ретировался, и Ачер с удовлетворением почувствовал, что на сей раз победа осталась за ним.

«Что ж, давайте начнем разговор», — молвил он.

Но графиня все еще молчаливо сидела на софе, подложив под голову руку. Ее лицо, казавшееся таким бледным и напряженным, резко выделялось в полумраке на фоне темно-красного бархатного халата. Она вдруг показалась Ачеру такой слабой и беззащитной, что ему даже стало жаль ее.

«Сейчас мне придется выслушать всю эту пренеприятную историю от нее самой,» — подумал он и поймал себя на том, что подобно своей матери и ее окружению, которых не раз критиковал за это, боится посмотреть правде в глаза. Ведь ему никогда не приходилось заниматься такими необычными делами! Он не был уверен, стоит ли называть вещи своими именами, и никак не мог отделаться от ощущения, что действие развивается на сцене или в романе. Он не был внутренне готов к тому, что ему предстояло услышать, и чувствовал себя, как школьник перед экзаменом.

Неожиданно мадам Оленская нарушила молчание.

«Я хочу быть свободной! Хочу зачеркнуть свое прошлое раз и навсегда!» — воскликнула она.

«Понимаю».

Ее щеки порозовели.

«В таком случае вы мне поможете?»

«Прежде всего, — он колебался, — я должен знать все или… почти все».

Она взглянула на него с удивлением.

«Вам известно о моем муже и о том, как я с ним жила?»

Ачер кивнул.

«А разве этого не достаточно? Разве нужно знать что-то еще? Или в вашей стране к таким вещам относятся терпимо? Я принадлежу к протестантской церкви, а она разрешает разводы в подобных случаях».

«Конечно, такое не допустимо!»

Они снова надолго замолчали. Ачеру казалось, что в гостиной витает злой дух, вырвавшийся на свободу из письма графа Оленского. Молодому человеку почудилось даже, что он отчетливо видит его отвратительные гримасы. Все письмо занимало не больше страницы и содержало, по его собственному определению, использованному в разговоре с мистером Леттерблеяром, нелепые угрозы «отпетого негодяя». Но были ли они пустыми? На этот вопрос могла ответить лишь его супруга, графиня Оленская.

«Я ознакомился с бумагами, переданными вами мистеру Леттерблеяру,» — сказал он наконец.

«По-моему, ничего омерзительнее просто быть не может!»

«Вы правы».

Она слегка переменила позу, прикрывая глаза рукой.

«Надеюсь, вы понимаете, — продолжал Ачер, — что если ваш муж и в самом деле явится в суд, — а в своем письме он прямо заявляет об этом намерении, — то…»

«Что тогда?»