Век перевода (2005)

Мчусь душою к тебе я — над пургой ошалелой,
Прямо к свету, что брезжит за буранной куртиной.
Каменеет кручина чья-то статуей белой,
Белой статуей скорбной — там, над черной долиной.

Старых створок объятья тебя некогда скрыли —

Ты с тех пор в моих мыслях бледно-призрачной стала;
С того часа так странно и так страшно забыли
Мы друг друга, как будто нас совсем не бывало.

Так найдем же друг друга средь метелей круженья,

Над вечерней пучиной сможем снова влюбиться
Той повторной любовью, что не хочет спасенья,
Тем последним желаньем, что не знает границы!

Мы полюбим мученьем, кровью нашей потери, —

Но про счастья утрату пусть никто не узнает,
Мы полюбим прозреньем: смерть приблизилась к двери —
Обе смерти, что вместе совершиться желают.

Шум и треск по-над лесом, в клочьях — грива бурана,

Словно вихри о сучья в темных зарослях рвутся.
Жизнь из жил вытекает — это давняя рана…
Не посметь улыбнуться, не успеть улыбнуться.

Мчусь душою к тебе я — над пургой ошалелой,

Прямо к свету, что брезжит за буранной куртиной.
Каменеет кручина чья-то статуей белой,
Белой статуей скорбной — там, над черной долиной.

КОНСТАНТЫ ИЛЬДЕФОНС ГАЛЧИНСКИЙ (1905–1953)

БАЙДАРКА И КРЕТИН

В поход понесло на байдарке кретина —
спускался по речке, довольный, как слон;
кретином он был, и вот в этом причина
того, что глупел с каждой милею он.

На небе ни тучки, река голубая,

один поворот и другой поворот;
и люди кричали, к реке подбегая:
— Глядите, кретин на байдарке плывет.

Жена его вышла на берег (видали?),

тесть вышел — и всех домочадцев позвал,
они и рыдали, и руки ломали —
кретин уплывал, уплывал, уплывал.

Хотите мораль? Одинаково ярко

всем солнышко светит; и вывод один —
не только профессору служит байдарка,
на ней может плыть и обычный кретин.

МИХАЙЛО ОРЕСТ (1901–1963)

БАЛЛАДА О ВРЕМЕНИ