Багрово вздулись паруса на вантах.Карбасы чертят воду серебром.Свисают сети, тяжкие добромОт красноперых тел чешуеватых.И снова — к молу, где от близкой мгиДымится город. Двигают домой.Огни домов — расплывшись по кривой,На темных волнах — красные круги.Восток синеет. Каменной плитойНедвижно море. День нагнулся, чтобПригубить свет, и обнажил свой лоб,Венок теряя красно-золотой.Вдали мерцает тучка золотая —От янтаря той рощи, что смоглаОтстать от дна, когда курится мгла,Но желтыми ветвями в ночь врастая.На них висят утопшие матросы.В воде, как водоросли, волоса.И звезды, замерзая, наги, босы,Зеленый мрак покинут в полчаса.
Вечер
День погрузился в пламенный багрец.Бежит поток, невероятно ровный.И парус. И, как вырезал резец,Там рулевого силуэт огромный.На островах осенние лесаВ прозрачность неба — головою рыжей.Из темной глуби леса голоса —Мелодией кифар, но тоном ниже.Мгла на востоке льется бутафорноСиним вином из погребальной урны.А ночь, закутавшись хламидой черной,На тени встала, словно на котурны.
Осень
Из леса фавны выйдут — загляденье.Осенний хор. Чудовищный венок.Рог загудел. Под сиплое гуденьеНесутся впляс они: копыта вбок.Трясется шерсть могучая на ляжках,Бело-черна — руном домашних коз.Торчат рога и виноград в кудряшкахЛиствы бягряной и созревших лоз.Бьют рогом, бьют копытом. Вечно пьяны.Бьют фирсами по выступам в скале.На солнечных полях звучат пеаны —Грудь колесом. Всегда навеселе.Испуганные звери, сбившись в стаи,Бегут скачками длинными от них.Лишь бабочки, над пьяными взлетая,Пьянеют сами от цветов иных.К ручью теперь, где, раздвигаясь плавно,Впускает их, прошелестев, камыш.Копытами вперед сигают фавны,Грязь соскребая с волосатых грыж.Дриады на ветвях играют в дудки,С деревьев слышится их легкий смех.И фавны вверх глядят. Лоснится жуткий,Как будто маслом орошенный, мех.Взревев, на дерево ползут крутое,И от желанья набухает член.И эльфы — врассыпную. В золотое,В полдневный сон, в молчанье, в грезы, в тлен.