Век революции. Европа 1789-1848 гг. Век капитала. 1848-1875 гг. Век империи. 1875-1914 гг

Хотя ирландский случай был все еще уникален, ничто не опровергает того, что в наш период национализм стал влиятельной массовой силой, по крайней мере в странах, населенных белыми. Даже хотя Коммунистический Манифест и был куда менее нереалистичен, чем часто предполагалось на основании утверждения, что «у рабочих нет родины», он, вероятно,завоевывал авторитет среди рабочихраг/с политическим сознанием, хотя бы потому, что традиция революции сама по себе была национальной (как во Франции) и потому что лидеры и идеологи новых рабочих движений были сами глубоко вовлечены в разрешение национального вопроса (как почти повсюду в 1848 году). Альтернативой «национальному» политическому сознанию был, на практике, не «интернационализм рабочего класса», а субполи-тическое сознание, которое все еще действовало в масштабе, гораздо меньшем, или несоответствующем, таковому как нация-государство. Политически левацки настроенные мужчины и женщины, которые сделали четкий выбор между национальной и наднациональной лояльностью, как в случае международного пролетариата, были малочислены. Левый «интернационализм» на практике означал солидарность и поддержку тех, кто боролся за то же самое дело в других нациях, а в случае политических беженцев, готовность принимать участие в борьбу там, где бы они ни находились. Но, как показывают примеры Гарибальди, Клюзэре^® из Парижской Коммуны (который помогал фениям в Америке) и многих польских борцов, это не шло ни в какое сравнение со страстными национальными убеждениями. Это также могло означать отказ принять определения «национального интереса», выдвигаемого правительствами и другими силами. Немецкие и французские социалисты, объединившиеся в протесте против «братоубийственной» франко-прусской войны, все же не были бесчувственны к национализму как от видели его. Парижская Коммуна черпала поддержку из якобинского патриотизма Парижа так же, как и из лозунгов социальной эмансипации, а марксистские германские социал-демократы Либкнехт и Бебель извлекали много из них и из их обращения к радикально-демократическому национализму 1848 года против прусской версии национальной программы. То, что обидело немецких рабочих, было скорее реакция, чем немецкий патриотизм; и одним из наиболее неприемлемых аспектов реакции было то, что она назьгаа-ла социал-демократов vaterlandslose Gesellen (люди без родины), таким образом отрицая их право быть не только рабочими, но и хорошими немцами. И, конечно, было почти невозможным для политического сознания, тем или иным образом, не быть национально идентифицированным. Пролетариат, подобно буржуазии, существовал как международная реальность лишь концептуально. В действительности он представлял собой совокупность групп, обусловленных их принадлежностью к национальным государством или этническим [лингвистическим] отличием: английским, французским или, во многонациональном государстве, германским, венгерским или славянским. И в том, насколько понятия «государства» и «нации» были близки в идеологии тех, кто устанавливал институты и доминировал в гражданском обществе, политика в границах государства подразумевала политику в границах нации.

III