и все же, какими бы моищыми ни были национальные чувства и (когда нации превратились в государства или изменились каким-то другим путем) чувство верности своей нации, «нация» не была результатом естественного роста, а искусственным образованием. Она не просто была чем-то исторически новым, хотя воплощала идеи некоторых очень щ>евних фупп людей, которые они все разделяли или думали, что разделяют против «иностранцев». Фактически, она должна была быть создана. Отсюда — серьезная важность учреждений, которые могли бы навязать
национальную однородность, в первую очередь подразумевавшую государство, особенно государственное образование, государственную занятость и (в странах с обязательной воинской повинность) военную службу136. Системы образования развитых стран существенно расширились в течение этого периода на всех уровнях. Число студентов университетов оставалось необычно скромным по сов1^менным меркам. Исключая студентов теологов, Германия лидировала в этой области в конце 1870-х годов со своими семнадцатью тысячами студентов, затем со значительным отрывом следовали Италия и Франция с девятью-десятью тысячами каждая и Австрия примерно с восемью тысячами’* Оно особенно сильно не росло, кроме как под националистическим давлением и в Соединенных Штатах, где учреждения, предназначенные давать высшее образование, переживали процесс роста137. Среднее образование развивалось со средним классом, хотя (подобно высшей буржуазии, для которой предназначались средние учебные заведения) они оставались весьма элитными учреждениями, так же за исключением Соединенных Штатов, где общественная «высшая школа» начала свою карьеру демократического триумфа. (В 1850 году насчитывалась только сотня таких заведений на всю нацию). Во Франции пропорция учебных заведений, дающих среднее образование, выросла от одного из тридцати пяти (1842) до одного из двадцати (1864): но выпускники средних учебных заведений — они составляли где-то пять с половиной тысяч в год в первой половине 1860-х годов — давали только одного из пятидесяти пяти или шестидесяти из подлежащего призыву на военную службу контингента, хотя это было лучше чем в 1840-х годах, когда они давали лишь одного из 93'°*. Большинство стран располагались где-то между совершенно предобразовательными или совершенно ограниченными странами, такими как Англия с ее 25 ООО мальчиков в 225 чисто частных заведениях неправильно, называемых «публичными школами», и жадными до образования немцами, чьи гимназии насчитывали, возможно, четверть миллиона учеников в 1880-х годах.Но главный прогресс имел место в начальных школах, чьей целью было при общем согласии не только обучать началам грамотности и арифметики, но, возможно, даже больше того, прививать общественные ценности (мораль, патриотизм, и т. д.) своим подопечным. Это был раздел образования, которым ранее пренебрегали в светском государстве, и его рост был тесно связан с усилением участия масс в политике; свидетельством этого является введение начальной системы образования в Англии спустя три года после принятия Акта о парламентской реформе в 1867 году и заметное расширение системы в первом десятилетии Третьей республики во Франции. Прогресс в самом деле был поразительным: между 1840 и 1880-ми годами население Европы выросло приблизительно на 33 процента, а число детей, посещающих школы, приблизительно на 145 процентов. Даже в располагающей достаточным количеством школ Пруссии число начальных школ возросло чуть больше чем на 50 процентов между 1843 и 1871 годами. Но не просто благодаря образовательной отсталости Италии произошло то, что самое быстрое увеличение школьного населения в наш период случилось там: 460 процентов. В пятидесятые годы, последовавшие за объединением, число детей в начальных школах удвоилось.