Но что сделало мир еще более опасным местом — было негласное уравновешивание неограниченного экономического роста и политической мощи, что и было как-то бессознательно всеми принято. Так, император Германии в 1890-х годах требовал «места под солнцем» для своего государства. Бисмарк мог бы потребовать не меньще — и, несомненно, добился бы гораздо более влиятельного положения в мире для Германии, чем в свое время добивалась Пруссия. И все же, если Бисмарк еще мог определить границы своих амбиций, тщательно избегая вторгаться в зоны неконтролируемости, то для Вильгельма эта фраза стала просто лозунгом, лишенным конкретного содержания. Она просто формулировала принцип пропорциональности: чем мощнее экономика страны, чем больше ее население, тем прочнее ее международные позиции. Не существовало теоретических пределов в отношении этих позиций, которых, по ее мнению, она заслуживала. Как гласило националистическое высказывание: «Сегодня Германия, завтра — весь мир». Такой неограниченный динамизм мог найти свое выражение в политической, культурной и националистически-расистской риторике. Но общим знаменателем для всех трех был императив расширения массивной капиталистической экономики с отслеживанием ее статистических кривых, рвущихся вверх.
На практике опасность заключалась не в том, что Германия рассчитывала занять место Британии в качестве мировой державы, хотя риторика немецкой националистической пропаганды с готовностью подхватила антибританскую ноту. Дело заключалось в том, что мировой державе требовался мировой флот, и поэтому Германия начала (1897) строительство мощного боевого флота, который имел то преимущество, что представлял не старые германские государства, а исключительно новую единую Германию с офицерским корпусом, представленным не прусскими юнкерами или прочими аристократическими воинскими традициями, а новыми средними классами, т. е. представлял новую нацию. Сам адмирал Тирпиц, сторонник военно-морской экспансии, отрицал, что он планировал создать военно-морской флот, способный нанести поражение британскому, а лишь хотел провести одну акцию устрашения для того, чтобы заставить их поддержать германские глобальные, и особенно колониальные, притязания. Кроме этого, разве могла страна такого значения, как Германия, не иметь военно-морского флота, соответствующего ее величию?