Читаем Век "Свободы" не слыхать. Записки ветерана холодной войны полностью

Вы помните второй несчастный батальон?

Я приходил в себя, я выходил из шока,

Еще не разобрав, где явь была, где сон.

Подбитый вертолет, пике на пулеметы,

Демидов, Маковей, фугасы, трассера,

Отчаянный десант родной девятой роты,

Посадка без колес, палатка, медсестра.

Но дело не во мне, я даже не был ранен,

Был просто потрясен и шоком свален с ног,

Ведь я же их любил, погибших в Бамиане,

Я видел, как их бьют,- и не помог, не смог.

Потом ночной полет сюда, в Баграм, на базу,

Где старые друзья, где новый командир,

Где не знавали мы ни сглаза, ни указа,

В молчании сходясь на поминальный пир.

Короткие тосты, проглоченные слезы,

Тушенка, хлеб, и спирт, и курево с "травой",

Рисунок по стене - зеленые березы,

И память, и надрыв, и радость, что живой.

Вы, кажется, клялись врагам устроить "баню",

Взять их укрепрайон и выжечь из пещер,

Вы были новичком тогда в Афганистане,

Еще не боевой, но русский офицер.

Я утром улетел в Кабул попутным "Илом",

Оттуда - на Шиндант и по земле - в Союз,

И все же ни на миг душа не позабыла

Баграмское тепло товарищеских уз.

Вы прослужили там без малого два года,

И старые друзья рассказывали мне,

Вы были неплохой десантный воевода,

Уклончивый в штабах и резкий на войне.

Вы, правда, отомстить за павших не сумели,

В чем вас и не виню, вам было недосуг,

В те первые свои командные недели,

Когда под свистом пуль все валится из рук.

Потом опять Афган, на должности комдива,

Я видел вас тогда, но лишь издалека,

Вы были, может быть, немного суетливы,

Сажая в самолет комиссию ЦК.

Не насмехаюсь. Нет. Вы делали карьеру.

Вы сделали ее по праву, генерал,

Вы были боевым советским офицером,

И я гордился тем, что вас когда-то знал.

В 91-й год, в то проклятое лето,

Вы брали Белый дом - и не рискнули взять,

Присяге изменив, я еле верил в это,

Хотя и понимал - устали воевать.

Я знаю, что не вы задумали измену,

Что дело погубил ваш зам по боевой,

Что Болградский десант призвали вы на сцену,

Где нужно рисковать сраженьем под Москвой.

Не знаю ваших мук, душевного разлада,

А может быть, и слез о гибнущей стране,

Возможно, вы всерьез решили, что не надо

Оружье поднимать на внутренней войне.

Вам дали высший пост, и почести, и славу,

Отняв свободу рук и ограничив власть,

Вы запили в те дни, но пили за державу,

Готовы устоять с ней вместе или пасть.

Не доверяли вам ни справа и ни слева,

Печатные тайком то льстили, то кляли,

И вы уже порой не сдерживали гнева,

Сжигая за собой мосты и корабли.

В 93-й год, в ту проклятую осень,

Опять на Белый дом судьба швырнула вас,

И, не найдя моста, на роковом откосе

Сползая по крови, вы отдали приказ.

Стал черным Белый дом, и души почернели

У всех, кого приказ повел в неправый бой,

Я помню, как в тот день вы на огонь глядели,

Я вам желал, чтоб вы покончили с собой.

Прощайте, генерал, мне говорят - вы живы,

Прощайте, генерал, я с вами был знаком,

Когда в Баграме вы, по-воински красивый,

Служили во плоти, командуя полком.

Небольшое послесловие к поэме "Прощайте, генерал!"

7 мая 1995 года я был приглашен в Академию бронетанковых войск на празднование 50-летнего юбилея командира Баграмского 345-го отдельного парашютно-десантного полка генерал-майора запаса Николая Ивановича Сердюкова. Там находился и Виктор Верстаков, и многие его друзья по Баграму - сам Сердюков, Демидов, Маковей, Хромов, Ким. На банкете в честь юбиляра отсутствовали только двое бывших и на тот момент пребывавших в добром здравии офицеров 345-го - Павел Грачев и его бывший зам по боевой, теперь уже покойный Александр Лебедь. Естественно, что разговор у нас зашел и о Павле Сергеевиче. Я помню, как генерал Сердюков в сердцах воскликнул: "Но ведь он же русский мужик, русский офицер! Как он мог?" Что можно было бы ответить на этот вопрос? Думаю, что тот, кто в новогоднюю ночь 95-го в Моздокской баньке позволял некоторым из своих холуев-генералов, присутствовавшим на праздновании дня рождения "лучшего министра обороны", поднимать тосты "за победу Сухопутных войск и за разгром ВДВ", когда в Грозном гибли целые полки и бригады, не был уже ни русским мужиком, ни тем более русским офицером. Прощайте, генерал! Я тоже когда-то был знаком с вами. Понять и простить октябрьский Белый дом я, может, еще и смог бы (все-таки политика), но гибель брошенных вами в Чечне русских парней никогда.

Обнимись с друзьями боевыми

Обнимись с друзьями боевыми,

Фронтовик поймет фронтовика,

Мы с тобой остались рядовыми

345-го полка.

Как мы были молоды в Баграме,

Как свистели пули у виска,

Как сверкало пламя, словно знамя,

345-го полка.

От Саланга и до Бамиана,

Лезли мы по тропам в облака,

Сквозь рассветы, алые, как раны,

345-го полка.

Павшие поймут однополчане,

Мы сегодня выпили слегка,

Слишком много горя за плечами

345-го полка.

Ну а те, кто предали нас ныне,

Нас и все десантные войска,

Мы их не простим уже во имя

345-го полка.

Воевали в дальних заграницах,

И в Москву войдем наверняка

Как в освобожденную столицу

345-го полка.

В русскую, советскую столицу

345-го полка.

Свои своих из-под брони косили...

Свои своих из-под брони косили,

Не хочется ни верить, ни служить,

И все же без Москвы жила Россия,

Без Армии России не прожить.

Виновные ответят поименно

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары