Читаем Век Вольтера полностью

В политическом отношении, даже когда он отправил Вольтера в Бастилию, Филипп был либеральным и просвещенным правителем. Он объяснял народу свои постановления в таких умеренных и искренних выражениях, что Мишле увидел в них предвестника Учредительного собрания 1789 года.36 Должности заполнялись способными людьми, невзирая на их враждебность к самому регенту; один из тех, кто угрожал ему убийством, стал главой Совета финансов.37 Филипп, эпикуреец по натуре, оставался стоиком до пяти часов вечера; до этого времени, говорит Сен-Симон, «он посвящал себя исключительно государственным делам, приему министров, советам и т. д., никогда не обедая днем, а принимая шоколад между двумя и тремя часами, когда всем разрешалось входить в его комнату… Его фамильярность и готовность к доступу чрезвычайно нравились людям, но ими много злоупотребляли».38 «Из всей расы Генриха IV», то есть из всех Бурбонов, — говорил Вольтер, — «Филипп д'Орлеан больше всего походил на этого монарха своей храбростью, добротой сердца, открытостью, весельем, приветливостью и свободой доступа, а также более развитым пониманием».39 Он приводил в замешательство послов и советников широтой своих знаний, проницательностью ума и мудростью суждений40.40 Но он разделял слабость философов — способность и готовность видеть столько сторон предмета, что время поглощалось обсуждением, а решительные действия откладывались.

При всей своей либеральности он не потерпел бы никакого ущемления традиционной королевской власти. Когда Парламент, воспользовавшись обещанной ему привилегией обжалования, отказался зарегистрировать некоторые из его указов (то есть внести их в число признанных законов страны), он созвал его (25 августа 1718 года) на знаменитую lit de justice — заседание, на котором король, восседая на судейском ложе, осуществлял свой суверенитет, чтобы заставить зарегистрировать королевский указ. 153 магистрата, торжественные в своих алых мантиях, пешком отправились в Тюильри. Молодой король, следуя указаниям Филиппа, приказал им — и они приступили к регистрации указов регента. Поскольку герцог и герцогиня дю Мэн продолжали противостоять ему в советах и интригах, он воспользовался случаем, чтобы лишить королевских бастардов статуса принцев крови. Законные герцоги были восстановлены в прежнем старшинстве и правах, к радости герцога де Сен-Симона, для которого это было величайшим достижением регентства и самым благородным моментом его «Меморий».

Герцогиня дю Мэн не смирилась с поражением. Она финансировала некоторых остроумцев, которые осыпали регента колкостями. Он терпел эти колкости с терпением святого Себастьяна, за исключением, как мы увидим, «Филиппики» и «J'ai-vus» («Я имею право на жизнь»), приписываемых Вольтеру. В декабре 1718 года герцогиня вступила в сговор с испанским послом Челламаре, испанским премьером Альберони и кардиналом Мельхиором де Полиньяком с целью свергнуть регента и сделать Филиппа V Испанского королем Франции, а герцога дю Мэна — его главным министром. Заговор был раскрыт, посол уволен, герцог и герцогиня отправлены в отдельные тюрьмы, из которых их выпустили в 1721 году. Герцог заявил, что не знал о заговоре. Герцогиня возобновила свой двор и интриги в Ссо.

На фоне этих преследований, в рамках традиций и своего характера, Филипп провел несколько умеренных реформ. За время его короткого правления было построено больше дорог, чем за полвека правления Людовика XIV. Он сэкономил миллионы франков, отказавшись от Марли и Версаля и сохранив скромный по численности двор. Многие из нововведений Лоу сохранились в виде более экономного и милосердного сбора налогов, а также увольнения сборщиков налогов, обвиненных в коррупции или расточительстве. Филипп задумал ввести поэтапный подоходный налог: он опробовал его в Нормандии, в Париже и в Ла-Рошели; он прекратил свое существование после его преждевременной смерти. Он сделал все возможное, чтобы удержать Францию от войны; он демобилизовал тысячи солдат и поселил их на невозделанных землях; он разместил оставшихся солдат в казармах, вместо того чтобы отдать их в распоряжение народа. Благодаря своей щедрой дальновидности он открыл Парижский университет и Королевскую библиотеку для всех квалифицированных студентов бесплатно; государство оплачивало их обучение.41 Он поддерживал государственными средствами Королевскую академию наук, Королевскую академию надписей и изящной словесности, Королевскую академию архитектуры; финансировал публикацию научных трудов; учредил в Лувре Академию меканических искусств для поощрения изобретательства и промышленного искусства.42 Он выплачивал пенсии художникам, ученым и ученым, предоставлял им комнаты в королевских дворцах и любил беседовать с этими людьми об их разнообразных занятиях. Его меры и реформы не были полностью осуществлены отчасти из-за инкубатора долгов и краха финансовой революции Лоу, а отчасти из-за физических и моральных недостатков самого регента.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

Образование и наука / История
Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное