Век Вольтера

Кажется, она никогда и никого не любила так сильно, как своего отца, а он — так сильно, как ее. Она разделяла его ум, чувствительность и остроумие вместе с его моралью, а ее красота в юности соперничала с красотой его самых избранных любовниц. Парижские сплетни, не имея сердца и не зная законов, обвинили их в кровосмешении; для пущей убедительности добавили, что он совершил кровосмешение со всеми тремя своими дочерьми.49 Вероятно, некоторые из этих слухов были пущены кругом госпожи дю Мэн.5 °Cен-Симон, ближе всех знакомый с ситуацией, отвергал их как низменную жестокость; сам Филипп никогда не утруждал себя их опровержением. Его полная свобода от ревности к любовникам дочери,51 и отсутствие у нее ревности к его любовницам52 вряд ли согласуются с собственническим характером любви.53

Только один человек смог оторвать ее от отца — капитан Рион из дворцовой гвардии, который так очаровал ее своей мужественностью, что она стала его рабыней. В 1719 году она уединилась в Люксембурге с несколькими слугами и родила капитану дочь. Вскоре после этого она тайно вышла за него замуж. Она умоляла отца разрешить ей объявить об этом браке, он отказался, и ее любовь к нему превратилась в безумную обиду. Она заболела, пренебрегала собой, у нее началась страшная лихорадка, и она умерла в возрасте двадцати четырех лет от чистящего средства, назначенного ей врачом (21 июля 1719 года). Вскрытие показало наличие пороков развития в ее мозге. Ни один епископ не согласился отпевать ее, и Филиппа была смиренно благодарна, когда монахи Сен-Дени разрешили поместить ее останки в королевские хранилища своей аббатской церкви. Ее мать радовалась смерти дочери, отец же похоронил себя в пустоте власти.

V. ОБЩЕСТВО ПРИ РЕГЕНТСТВЕ

Рост богатства Франции в период между Нантским эдиктом (1598) и его отменой (1685), урбанизация жизни, упадок религиозных убеждений после религиозных войн и янсенистских споров привели к ослаблению нравов дворянства, символом которого стал Людовик XIV в юности своего правления. Женитьба короля на госпоже де Ментенон (1685), его обращение к моногамии и морали, а также отрезвляющий эффект военных катастроф заставили его двор изменить хотя бы внешний облик; а самореформация духовенства на протяжении целого поколения способствовала ослаблению церкви. Вольнодумцы подвергали цензуре свои публикации, а эпикурейцы скрывали от посторонних глаз свои пирушки. Но когда сурового и кающегося короля сменил скептически настроенный, развратный и терпимый регент, эти ограничения рухнули, и возмущение подавленных инстинктов вылилось в волну безрассудства и самообольщения, подобную чувственному буйству английского общества в Англии эпохи Реставрации после поколения пуритан (1642–60). Безнравственность теперь была символом раскрепощенности и утонченности; «разврат стал своего рода этикетом».54

Христианство пришло в упадок задолго до того, как на него напала «Энциклопедия», еще до того, как Вольтер впервые направил на него дротики своего пера. Дюпюи в 1717 году жаловался на большое количество материалистов в Париже.55 «Сегодня, — говорил Массильон в 1718 году, — безбожие почти придает ему вид отличия и славы; это заслуга, открывающая доступ к великим… обеспечивающая безвестным людям привилегию знакомства с народным князем».56 Мать этого принца незадолго до своей смерти в 1722 году писала: «Я не верю, что Париже есть хоть сто человек, как среди церковников, так и среди мирских людей, которые имеют истинную христианскую веру и действительно верят в нашего Спасителя; и это заставляет меня трепетать».57 Мало кто из молодого поколения думал о переходе из католицизма в протестантизм; они уходили в атеизм, что было гораздо безопаснее. Кафе Прокоп и Градо, как и Храм, были местом встречи неверующих умов.

Если иррелигиозность способствовала моральной распущенности высшего класса, то бедность вместе с природным беззаконием людей порождала моральный хаос среди низших слоев Парижа. Ученый Лакруа подсчитал, что «опасные личности, нищие, бродяги, воры, мошенники всех мастей, составляли, пожалуй, шестую часть населения»;58 И мы можем предположить, что среди городской бедноты, как и среди богачей, прелюбодеяние усугубляло тяжкий труд. Процветала преступность всех видов, от карманников в Париже до разбойников на дорогах. В Париже была организованная полиция, но она не могла справиться с преступностью и иногда довольствовалась частью добычи.59 В 1721 году военному министерству наконец удалось арестовать Картуша, Джека Шеппарда Франции, и собрать пятьсот членов его банды, из-за которой на дорогах было небезопасно даже королям. Только крестьянство и средние классы поддерживали моральную стабильность французской жизни.