Век Вольтера

Жиль Блас» Лесажа сегодня находит меньше читателей, чем «Мемуары» Луи де Рувруа, герцога де Сен-Симона. Герцога сейчас никто не любит, потому что ему не хватало скромности, чтобы скрыть свое тщеславие. Он никогда не забывал, что является одним из герцогов и пар Франции, стоящих по своему величию только после самой королевской семьи; он никогда не простил Людовику XIV ни того, что тот предпочел буржуазную компетентность благородной посредственности в управлении государством, ни того, что королевские бастарды оказались впереди «герцогов и пэров» в ритуалах двора и престолонаследия. 1 сентября 1715 года он сообщает нам,

О смерти короля я узнал сразу после пробуждения. Сразу же после этого я отправился засвидетельствовать свое почтение новому монарху. Затем я отправился к господину герцогу д'Орлеану; я напомнил ему о данном им обещании, что он позволит герцогам не снимать шляпы, когда от них потребуют голоса.83

Он искренне любил регента, служил ему в Государственном совете, наставлял его на умеренность в любовницах, утешал в утратах и поражениях. На протяжении пятидесяти лет он был близок к событиям, а в 1694 году начал записывать их — с точки зрения своего сословия — от собственного рождения в 1675 году до смерти регента в 1723 году. Сам он дожил до 1755 года в преклонном возрасте. Маркиза де Креки записала его как «старого больного ворона, сжигаемого завистью и пожираемого тщеславием».84 Но она тоже писала мемуары и не могла смириться с его упрямым продолжением.

Болтливый герцог всегда был пристрастен, часто несправедлив в своих суждениях, иногда небрежно относился к хронологии,85 иногда сознательно ошибался в своих отчетах;86Он игнорировал все, кроме политики, и то и дело терялся в бесполезных сплетнях об аристократии; но его двадцать томов — это подробные и драгоценные записи, сделанные наблюдательным и проницательным глазом и беглым пером; они позволяют нам увидеть госпожу де Ментенон, Фенелона, Филиппа д'Орлеана и Сен-Симона почти так же ярко, как Бурриенн позволяет нам увидеть Наполеона. Чтобы дать свободу своим предрассудкам, он старался держать свои мемуары в тайне и запретил их публикацию в течение столетия после своей смерти. Ни один из них не попал в печать до 1781 года, многие — не ранее 1830 года. Из всех мемуаров, освещающих историю Франции, эти занимают непревзойденное место.

VIII. НЕВЕРОЯТНЫЙ КАРДИНАЛ

Если верить Сен-Симону, то карьера Гийома Дюбуа опровергла самые вдохновляющие максимы нашей юности. У него были все пороки и все успехи, кроме успехов времени. Послушайте Сен-Симона еще раз о его коллеге по совету:

Ум его был самого заурядного рода; знания — самые заурядные; способности — нулевые; наружность — как у хорька, педанта; разговор — неприятный, рваный, всегда неопределенный; лживость написана на его чертах….. Для него не было ничего святого…. Он презирал веру, обещания, честь, честность, правду; с удовольствием смеялся над всеми этими вещами; был в равной степени сладострастен и амбициозен….. При всем этом он был мягок, уступчив, податлив, льстец, фальшивый поклонник, принимающий любые обличья с величайшим удобством….. Его суждения… были невольно кривыми….. При таких недостатках удивительно, что единственным мужчиной, которого он смог соблазнить, был господин герцог д'Орлеан, обладавший таким большим умом, таким уравновешенным рассудком, таким ясным и быстрым восприятием характера87

— что должно было заставить кислого автора усомниться в проницательности его ревности. Однако мы должны признать, что Дюкло согласен с Сен-Симоном.88

Дюбуа шел шестидесятый год, когда регентство передало ему власть. Он немного обветшал, пережив несколько венерических заболеваний,89 Но он смог развлечь мадам де Тенсин, когда она выпала из объятий Филиппа. В любом случае, он должен был обладать некоторой интеллектуальной хваткой, поскольку довольно хорошо управлял иностранными делами. Он взял толстую взятку от Британии, чтобы сделать то, что, по его мнению, было хорошо для Франции. Уиги в Англии и император Карл VI в Австрии замышляли расторгнуть Утрехтский договор и возобновить войну против Франции. Филипп V, не довольствуясь испанским троном, жаждал стать королем Франции и считал, что заключение союза с Англией расчистит ему дорогу. Если Англия, Испания, Австрия и Австрийские Нидерланды («Бельгия») объединятся в еще один Большой союз, старое окружение Франции снова восстанет, и вся политика и победы Ришелье и Людовика XIV будут аннулированы. Чтобы предотвратить такой союз, Дюбуа и Филипп 4 января 1717 года подписали соглашение с Англией и Соединенными провинциями («Голландией»). Это было благом для Франции, для европейского баланса сил и для Британии; ведь если бы Франция и Испания объединились под одной крышей, их объединенные флоты бросили бы вызов контролю Англии над морями. Это также было благом для новой и неуверенной ганноверской монархии в Англии, поскольку Франция теперь была обязана не оказывать никакой помощи претендентам Стюартов на английскую корону.