Век Вольтера

Авантюрные статистики оценивают население Европы примерно в 100 миллионов в 1650 году, примерно в 140 миллионов в 1750 году. Вольтер в 1750 году считал, что население Франции составляет двадцать миллионов, Германии и Австрии — двадцать два, Великобритании и Ирландии — десять, Европейской России — десять, Испании и Португалии — восемь, Польши — шесть, и по три миллиона приходилось на Европейскую Турцию, Швецию, Данию (плюс Норвегия) и Соединенные Провинции.35 Один немецкий юрист считал, что увеличение численности в Северной Европе в значительной степени связано с переходом монахов и монахинь от безбрачия к родительству в результате протестантской Реформации, и призывал «воздвигнуть статую Лютеру как хранителю рода»;36 Но мы не должны преувеличивать значение непрерывности средневековых монахов. Увеличение численности населения, вероятно, было связано с улучшениями в сельском хозяйстве и транспорте, увеличившими поставки и распределение продовольствия, а также с достижениями в области санитарии и медицинского лечения, снизившими смертность среди младенцев и взрослых. В Англии и Уэльсе, население которых в 1500 году могло составлять не более трех миллионов человек, в 1600 году было четыре миллиона, в 1700 году — шесть, а в 1800 году — девять.37 Почти весь прирост пришелся на города, питаемые и подпитываемые промышленностью и торговлей. К 1740 году в Лондоне насчитывалось 725 000 жителей; теперь это был самый густонаселенный город на земном шаре; Дефо в 1722 году осуждал его как «заросший».38 Следующим был Париж с 675 000 жителей в 1750 году; затем Амстердам, Вена, Неаполь, Палермо, Рим. Лондон был в десять раз гуще Бристоля, второго по величине английского города, и в восемнадцать раз больше Норвича, третьего по величине. Столичные центры собирали в своих руках рычаги управления экономической жизнью страны, превращая труд и продукты полей, шахт и магазинов в утонченную прибыль финансов.

Лондон был хорошо расположен, чтобы развиваться вместе с английской торговлей и колониями. Океанские суда могли подниматься вверх по Темзе, и хотя (до 1794 года) доки не могли их причалить, армия нечистоплотных грузчиков, использующих три сотни лихтеров, была доступна для перегрузки товаров с корабля на берег или другие суда; таким образом, Лондон стал оживленным центром реэкспорта на континент импорта из заморских стран. Речной берег не был таким опрятным, как мы видим его сейчас; он был оживлен похотливыми грузчиками, изголодавшимися по сексу матросами и женщинами, распущенными в одежде и поведении, нецензурными в обращении и речи, живущими в лачугах и тавернах и соперничающими с моряками в пьянстве и насилии.39 Сама река была живописна: на ней пестрело множество судов — от рыбацких лодок до огромных военных кораблей, а по течению курсировали маленькие паромы. Король, лорд-мэр и некоторые знатные особы содержали изысканные баржи и использовали их, чтобы подниматься по реке в Виндзор или другие дворцы. До 1750 года Лондонский мост оставался единственным способом пешего перехода с северной на южную сторону города, но в том же году было завершено строительство Вестминстерского моста, а в 1757 году Лондонский мост был освобожден от бремени домов и магазинов. Венецианский художник Антонио Каналетто, посетивший Лондон в 1746 и 1751 годах, был впечатлен сценами оживления на воде и оставил несколько знаменитых картин, показывающих нам Темзу такой, какой ее знали и любили Поуп и Джонсон.

Джонсон, вероятно, еще больше любил лондонские улицы, хотя они все еще были плохо освещены, плохо вымощены и очищались в основном дождями. В 1684 году была создана система уличного освещения, в соответствии с которой в каждом десятом доме устанавливался фонарь со свечой, но освещались они только в безлунные ночи, только до полуночи и только с Михельмаса (29 сентября) до Дня леди (25 марта). В 1736 году городские власти приняли решение установить по всему Лондону пятнадцать тысяч масляных фонарей, которые должны были гореть от захода до восхода солнца; это стало торжественным событием в жизни столицы, значительно повысив ночную безопасность ее улиц.

Со времен Великого пожара 1666 года тротуары в основном выкладывались небольшими круглыми камнями, что оставалось стандартом вплоть до XIX века. В центре каждой улицы проходил водосток, в который стекало много мусора и отводились дождевые потоки. Бордюров не было, но линия столбов отгораживала шестифутовую дорожку для пешеходов. На улицах шумели повозки, вьючные лошади, кареты и частные экипажи, запряженные лошадьми, стучащими копытами по брусчатке; здесь были и торговцы — многие из них женщины — с сотней видов еды и одежды; странствующие ремесленники, предлагающие ремонт, водители, спорящие, лающие собаки, попрошайки, уличные певцы, поющие баллады, органы, перебрасывающие свои мелодии от стены к стене. Люди жаловались, но любили эти шумы, которые были жизненной средой их жизни. Только карманники и проститутки работали бесшумно.