Век Вольтера

Филдинг не был согласен с Коуком в том, что «мудрость всех мудрецов мира, если бы они собрались все вместе в одно время, не смогла бы сравниться» с совершенством английской конституции. Он бы признал, что эта конституция, как недавно отмечали Вольтер и Монтескье, прекрасно обеспечивала защиту человека и его имущества от тирании короля; он бы похвалил habeas corpus и суд присяжных, а также великолепные юридические школы при судебных иннах. Разумеется, англичанин был свободен от ареста без законного ордера, от заключения в тюрьму без суда, от наказания без приговора суда присяжных; его нельзя было облагать налогами иначе как с согласия парламента; он мог собираться вместе со своими товарищами, если не совершал беспорядков; он мог говорить все, что ему заблагорассудится, за исключением мятежа, клеветы, непристойности и богохульства. Но законодатели Англии так стремились защитить человека от государства, что не смогли защитить общество от человека. Механизм правоприменения ломался перед распространением и организацией преступности.

Общим правом управляли мировые судьи, решения которых можно было обжаловать у судей, заседавших в Вестминстере или выезжавших на шесть месяцев в год для проведения судов присяжных в городах графства. Эти судьи пользовались пожизненным сроком и отличались разумной честностью. Церковные суды сохранились, но их деятельность ограничивалась рассмотрением неуголовных дел, касающихся только духовенства, действительности браков или исполнения завещаний. Адмиралтейский суд рассматривал исключительно морские дела. Над этими судами располагался Канцелярский суд, председателем которого был лорд-канцлер. Высшим судом страны был сам парламент, где общины судили простолюдинов, а лорды — пэров. Равенство перед законом все еще было несовершенным, поскольку пэры обычно избегали наказания. Четвертый граф Феррерс был казнен в 1760 году за убийство своего стюарда, а когда герцогиня Кингстон предстала перед Палатой лордов в 1776 году и была осуждена за двоеженство, ее освободили только с уплатой пошлины. Латынь оставалась языком судов до 1730 года, когда ее вытеснил английский, что очень огорчило Блэкстоуна.

При рассмотрении дел о смертных преступлениях (а большинство преступлений были смертными) обвиняемому разрешалось нанять адвоката, если он мог себе это позволить; адвокат мог вести перекрестный допрос свидетелей обвинения, но не имел права выступать в суде; это оставалось на усмотрение заключенного, который по слабости тела или ума во многих случаях был не в состоянии представить свою защиту. В случае оправдания его возвращали в тюрьму до тех пор, пока он не выплатит всю плату, взимаемую сторожами за свои услуги; до отмены этого правила в 1774 году было несколько случаев, когда оправданные умирали в тюрьме. В случае осуждения заключенный сталкивался с одним из самых суровых уголовных кодексов в истории права.

По сравнению с прошлым и континентальными порядками, кодекс отличался тем, что запрещал пытки и наказание колесованием, и больше не разбивал носы и не отрезал уши. В остальном он обладал всем тем варварством, которое крепкие англичане тогда считали необходимым для контроля над естественным беззаконием человечества. Когда наказанием служила порка на хвосте телеги, которую тащили по улицам, палач иногда получал дополнительную сумму, собранную со зрителей, чтобы с особой силой натягивать ремень.79 Заключенный, отказавшийся признать вину по обвинению в смертной казни, по закону должен был лежать голым на спине в темной комнате, а на его грудь клали каменные или железные гири, пока его не давили или душили до смерти;80 Однако этот закон не применялся после 1721 года и был отменен в 1772 году.