Век Вольтера

Те, чей желудок не был настроен на такие зрелища, могли искать более мягких развлечений в Воксхолле или Ранелаге, в тенистых садах которых за шиллинг они могли почувствовать комфорт и безопасность толпы, если держали свои карманы под контролем; Там они могли танцевать и устраивать маскарады или сидеть под фонарями, попивая чай и наблюдая за модными дамами и галантами, а также за проходящими звездами сцены; они могли смотреть на фейерверки или акробатов, слушать популярную музыку, обедать в штате или искать приключений в благодарных безвестных улочках влюбленных. В Ранелаге, под огромной ротондой, они могли возвыситься под более высокую музыку среди людей более благородного сословия. «Каждый вечер, — писал Гораций Уолпол в 1744 году, — я хожу в Ранелаг, который полностью превзошел Воксхолл. Никто больше никуда не ходит; все ходят туда».92 Воксхолл и Ранелаг были закрыты зимой; но тогда реки могли замерзнуть, и зимние виды спорта имели свой день. Однажды, на Рождество 1739 года, замерзла даже Темза, и лондонцы проявили свой дух, устроив карнавал с танцами и ужином на льду; некоторые наслаждались острыми ощущениями, катаясь на карете по реке от Ламбета до Лондонского моста.93 И наконец, были большие ярмарки, где можно было встретить весь непедагогичный мир и насладиться разнообразными зрелищами — от пип-шоу до летающих людей.

Не считая некоторых голубых, нравы были грубыми и богохульными. Хогарт покажет нам жизнь простолюдинов, но не их речь. Блудники и грабители, лоточники и барсеточники, солдаты и матросы были мастерами проклятий и рибалли, а торговцы рыбой на Биллингсгейт сделали свой рынок бессмертным благодаря несравненному сквернословию. В трактирах и тавернах речь была менее яркой, но все равно грубоватой и свободной. Даже в своих домах мужчины будоражили женщин своими рассказами, ругательствами и тостами, да и сами дамы не гнушались крепких ругательств и непристойностей.

В кофейнях и клубах язык становился все более утонченным. Стил, Свифт, Филдинг, Коупер и Джонсон писали о разговоре как о вежливом искусстве. Мы представляем себе мужчин в их ревниво мужских собраниях, пробующих кофе или пиво, глотающих ликеры, курящих трубки, спорящих о спорах в парламенте, о покупке голосов Робертом Уолполом и о непристойной политике этих «французских собак» по ту сторону Ла-Манша. Смех был глубоким в животе и громким в горле, несмотря на мольбы моралистов вроде Шафтсбери и аморалистов вроде Честерфилда о том, что смех следует оставить для низменных и смягчить до улыбки.94 Употребление нюхательного табака, впервые упомянутое в 1589 году, стало тщательным ритуалом для представителей обоих полов; как и кофе, нюхательный табак (порошкообразный табак) должен был обладать лечебными свойствами: чихание, которое он вызывал, очищало носовые ходы, лечило головную боль, простуду, глухоту и сонливость, успокаивало нервы и улучшало работу мозга. Ни один стильный мужчина или женщина не были полностью одеты без табакерки, а ювелиры, эмальеры и миниатюристы занимались своим самым тонким ремеслом.

Три тысячи лондонских кофеен были центрами как чтения, так и разговоров. Они принимали газеты и журналы и распространяли их среди своих клиентов; они предоставляли ручки, бумагу и чернила, принимали письма для отправки и служили почтовыми адресами. Некоторые кофейни или шоколадные дома, например White's, в этот период превратились в эксклюзивные клубы, где мужчины могли быть уверены, что найдут только ту компанию, которую предпочитают, и могли играть в азартные игры в уединении. К концу восемнадцатого века клубов было столько же, сколько кофейных домов в начале. По всей видимости, масоны начали свою английскую историю как клуб — «Великая ложа», организованная в Лондоне в 1717 году. Клубы поощряли пьянство, азартные игры и политические интриги, но они обучали мужчин по крайней мере половине искусства ведения беседы. Другой половины не хватало, поскольку клубы были отхожими местами для выпускников; более тонкая вежливость и остроумие, которых требовало присутствие женщин, не получали там стимула. Англия была мужской страной, женщины мало участвовали в ее культурной жизни, салонов не было, а когда леди Мэри Монтагу попыталась создать один, на нее посмотрели как на эксцентричную особу, не знавшую своего места.95