Век Вольтера

В высших классах женщины могли заниматься своим искусством на приемах, танцах и мюзиклах при дворе или у себя дома. Уик-энд в загородных домах был одной из самых приятных черт английской жизни, которую немного портили высокие гонорары, ожидаемые слугами; прощающийся гость должен был пройти через двойную шеренгу камердинеров, дворецких, лакеев, стюардов, носильщиков, горничных, поваров и других помощников, стоящих в два ряда у дверей, в то время как кучер и конюх сурово ждали снаружи. Репутационная верность британских слуг своим хозяевам в первой половине XVIII века не имела под собой никакой реальности; во многих случаях они были невнимательны, наглы, непокорны и легко меняли место жительства в поисках лучшей зарплаты. Многие из них грабили хозяина, хозяйку и гостей, когда могли; они пили вино хозяина и надевали наряды хозяйки.

Наряду с принятием при дворе венцом моды было пребывание на каком-нибудь водопое, чтобы испить целебных вод или искупаться в избранных водоемах, а не в распутном море. Тунбридж славился своими колодцами, но клиентура их была неразборчива. Эпсомские колодцы предлагали музыку, танцы моррисов, выступление собак и чистящую воду, хотя минералы в них еще не были собраны в эпсомскую соль. Морские купания не были популярны, хотя Честерфилд и отмечал их в Скарборо; но в 1753 году книга доктора Ричарда Рассела «О железистом потреблении и использовании морской воды при болезнях желез» вызвала людскую волну на побережье, и прибрежные деревни вроде Брайтона, где жили лишь скромные семьи рыбаков, расцвели как купальные курорты.

Аристократия предпочитала Бат. Там, среди самых знатных британских валетудинаров, можно было пить и купаться в зловонных водах, призванных излечивать недуги слишком упитанных людей. В 1704 году на маленьком курорте открылась первая бюветная комната, в 1707-м — первый театр, а годом позже — первый из «залов собраний», прославленных Филдингом и Смоллеттом. В 1755 году была обнаружена большая римская баня. Джон Вуд и его сын, как мы увидим, перестроили город в классическом стиле. В 1705 году «Бо» Нэш, адвокат и игрок, стал диктатором общественной жизни. Он запретил носить шпаги в местах общественных развлечений и добился того, что дуэли в Бате стали недостойными. Он убедил мужчин носить туфли вместо сапог. Сам он носил огромную белую шляпу и пальто с богатой вышивкой, ездил в карете за шестью лошадьми, которые должны были быть серыми, и возвещал о своем приезде торжественными французскими рожками. Он благоустроил улицы и здания, разбил прекрасные сады, организовал музыку и очаровал всех, кроме немногих, своей приветливостью и остроумием. Английская знать стекалась в его королевство, потому что он предоставлял им игровые столы, а также бани, а когда были приняты законы против азартных игр, он изобрел новые азартные игры, которые обходили эти законы. Наконец приехал Георг II, и королева Каролина, и принц Фредерик Луи, и Бат на некоторое время стал вторым двором. Граф Честерфилд, любивший этот город, несомненно, применил бы к его элите то описание, которое он дал всем дворам, как местам, где «можно встретить связи без дружбы, вражду без ненависти, честь без добродетели, видимость, которую сохраняют, а реальность приносят в жертву; хорошие манеры с плохими нравами; и все пороки и добродетели так замаскированы, что тот, кто только рассуждал о них, не узнал бы ни тех, ни других, когда впервые встретил их при дворе».96

VII. ЧЕСТЕРФИЛД

Давайте проведем полчаса с этим проницательным графом. Он был типичным представителем английской аристократии той эпохи, за исключением того, что он написал хорошую книгу. Его «Письма к сыну», которые стало модным обесценивать, — это сокровищница мудрости в безупречной прозе, компактный путеводитель по нравам и идеалам своего класса, а также увлекательное откровение тонкого и благородного интеллекта.

При крещении (1694) он был Филиппом Дормером Стэнхоупом, сыном Филипа Стэнхоупа, третьего графа Честерфилда, и леди Элизабет Сэвил, дочери Джорджа Сэвила, маркиза Галифакса, хитрого «Триммера» предыдущих царствований. Его мать умерла в детстве; отец пренебрегал им; он воспитывался у маркизы Галифакс. Под руководством частного репетитора он необычайно хорошо изучил классику и французский язык, так что культура Рима и Франции в зрелые годы стала частью его сознания. Он проучился год в Кембридже, а в 1714 году отправился в большое турне. В Гааге он играл в азартные игры с крупными ставками; в Париже с разборчивой распущенностью пробовал женщин. Из Парижа он писал (7 декабря 1714 года):

Я не буду высказывать свое мнение о французах, потому что меня очень часто принимают за одного из них; и некоторые сделали мне самый высокий комплимент, который они считают возможным сделать, а именно: «Сэр, вы такой же, как мы». Скажу только, что я наглый, много говорю, очень громко и императивно, пою и танцую на ходу, а главное, трачу огромные суммы на прическу, пудру, перья и белые перчатки.97