Век золотых роз

Нет, ничего бы не случилось, но как-то низко заниматься подглядыванием для самого Отступника, известной, так сказать, фигуры на весь Эртинойс.

Хранительница невозмутимо продолжала вышагивать по кругу, сложив на груди руки. Шезра прищурился, напрягая утратившие зоркость глаза, – ему показалось, что губы ийлуры шевелятся.

«Взывает к Дракону? Для того чтобы забрать тело?»

Синх, недоумевая, почесал чешую на затылке.

А Хранительница тем временем подошла к распростертому элеану и, продолжая бормотать, положила ему руку на лоб.

«Ага, это уже интересно». – Шезра весь подобрался. Он не знал, что увидит в следующий миг, но не могла же Верховная жрица так и убраться восвояси, не продемонстрировав хотя бы толики своей власти?

И Хранительница не разочаровала. Вокруг ее ладоней появился легкий радужный ореол; он ширился, рос, пока не объял тело Тарнэ.

Шезра затаил дыхание.

«Ну, давай, давай же!»

Жрица Дракона резко вскинула руки вверх, выплескивая в потолок что-то невидимое и для Шезры непонятное; с ее губ сорвались слова молитвы, но на совершенно незнакомом синху языке.

А затем… Шезра не поверил собственным глазам. Тарнэ, покинувший Эртинойс несколько часов тому назад, вдруг шевельнулся.

Да и с чего бы ему умирать? Раны его закрылись, стягиваемые невидимой рукой, цепи распались ржавой трухой, стоило Хранительнице коснуться их тонким пальчиком…

Шезра на мгновение зажмурился, затем вновь открыл глаза. Происходящее казалось невозможным, невероятным… Так вот какова сила адептов Храма, что на мысу Драконья Челюсть! Уж такого синх не ожидал, никак не ожидал…

Между тем изменения, происходящие с Тарнэ, не прекратились. Элеан молодел, причем быстро; он уже сидел на краю алтаря, молитвенно сложив руки на груди, и тоже что-то шептал себе под нос, поминутно кланяясь Хранительнице.

Ийлура улыбнулась. Подошла к воскрешенному ею элеану, и до Шезры донесся ее исполненный грусти голос:

– Прости. Я не могла ничего изменить.

А в следующее мгновение на этих двоих посреди зала Жертв обрушился ураганный ветер. Одеяние Хранительницы разметалось, косы двумя росчерками легли на белые полотнища накидки…

Слепящий свет. Грохот. Как будто гроза могла уместиться в помещении, пусть даже и просторном. И все стихло – только не было больше ни Тарнэ, ни Хранительницы. Оба исчезли, растворившись в затхлом воздухе зала Жертв.

А на следующий день Шезру поджидал еще один подарочек богов. Надо сказать, весьма неприятный: спустившись в щерню с кормом для Ясика, синх обнаружил своего любимца лежащим на жалких пучках соломы уже окоченевшим.

– Яс, – неуверенно позвал Шезра. Он еще не верил собственным глазам; щер, проживший с ним бок о бок столько лет, просто не мог вот так взять и покинуть хозяина!

Но Яс не пошевелился. И не поднял своей угловатой головы на запах каши с лягушками. Только, казалось, в застывшем взгляде читался немой укор: «А кормил бы ты меня хорошей пищей, хозяин, а не всякой гадостью, которую нормальный щер и нюхать бы не стал».

Котелок выпал из рук Шезры, каша разлилась по полу.

– Ясик, – пробормотал он, – Ясик.

Теперь он остался совсем один в огромном Храме.

«Видно, и мне уже недолго осталось, – мелькнула горькая мысль, – счастливой тебе дороги, старый друг, и хорошего щерова стада».

Глава 7 ПОСЕЛОК НА КРАЮ ЛЕСА

В долгополой меховой рубахе синх был похож на огородное пугало. Те же длинные тощие руки, несоразмерно узкие плечи, уродливо большая голова. Да еще ноги, слишком уж напоминающие задние лапки ящерицы, со странно вывернутой назад коленкой – Дар-Теену казалось удивительным, что синх вообще может ходить прямо.

А ведь шел. Причем, несмотря на только отпустившую болезнь, почти не отставая и ни разу не попросив передышки. Тащился следом, шумно сопя и бормоча себе под нос что-то на родном, непонятном ийлурам наречии, время от времени поддергивая заминающуюся под волчий мех драную тряпку. Дар-Теен предложил было ее сжечь, чтобы не досталась злым духам неупокоенных, но Элхадж только злобно оскалил острые белые зубы и мотнул головой. Видно, дорого было ему старое тряпье, которое благородный Эйх-Мерол и собакам не стал бы стелить.

Они брели по заснеженному зимнему лесу, почти не разговаривая. Перебрасывались ничего не значащими фразами – и все. Впрочем, Дар-Теену было почти безразлично. О чем ийлур может говорить с синхом, проклятой душой в не менее проклятом теле? Да ни о чем. Элхадж тоже не спешил излагать свою историю первому встречному ийлуру и, верно, вполголоса поносил его, на сколько хватало воображения.

И потому Дар-Теен погрузился в собственные невеселые размышления.