Век золотых роз

– Да будь же ты проклята! – выдохнул синх и остановился. Выдернул из-за пояса нож – единственное оружие, оставшееся после позорного бегства щера… И повернулся лицом к приближающимся волкам.

…Еще одна попытка воззвать к богине. Пустая, бесполезная. Острые когти страха, сжимающие сердца, – а вдруг Она нашла кого-нибудь другого, более подходящего для роли освободителя, и Элхадж стал попросту не нужен?

…Злость. На себя самого, на молчаливую богиню, покинувшую свой народ, на слепую Судьбу, без устали плетущую нить его, Элхаджа, жизни.

…Жалость к себе. И безмолвный вопль, который никогда и никто не услышит, кроме богов.

«Я не хочу умирать!»

Матерый волк – серый, мохнатый – весь сжимается, готовясь к прыжку. Легко отталкивается от земли, застывая на бесконечный последний миг в хрустальном воздухе. Элхадж поднимает нож, прекрасно понимая, что жалкая железка не спасет от зубов оголодавших хищников.

– Нет! – Горло выталкивает последний полукрик-полувздох, и…

Страшный, сминающий ребра удар в грудь, а затем – душный, терпкий запах зверя и что-то горячее на пальцах.

…Над ним было небо. Бархатно-черное, необъятное, усыпанное колючими кристаллами звезд.

Потом шум в ушах стих, и Элхадж услышал голоса. Кто-то находился рядом, и этот кто-то говорил на чистейшем наречии синхов.

«Но это невозможно! Откуда они здесь?»

Мысль эта промелькнула, но тут же утонула в клочьях тумана. Вся голова была налита мутными сгустками, и каждое, даже незначительное движение отдавалось болью в затылке.

– Кажется, он очнулся, – прозвучал голос синхи, – метхе, посмотри, что с ним.

На фоне божественно-недоступного неба появилась голова синха, обтянутая шелушащейся коричневой кожей. Слезящиеся красные глазки, почти стершиеся от старости полосы…

– Метхе Саон? – растерянно выдохнул Элхадж.

– Кажется, он просто бредит. – Старик коснулся его лба и поморщился. – У него сильный жар, Антхеора.

– Он себе затылок разбил о камень.

В поле зрения возникла зеленая головка синхи с яркими изумрудными глазищами. Черные полоски вокруг глаз и на лбу делали ее похожей на лесную кошку, только ушей с кисточками не хватало.

– Наверное, нам стоит отвезти его к жрецу, – пробормотала названная Антхеорой, – иначе все наши усилия пропадут даром. Мы же не можем дать ему умереть прямо здесь?

Элхадж прикрыл глаза. Происходящее казалось невозможным; последнее, что он помнил, был распластавшийся в воздухе волк. Огромный, поджарый хищник. Разверстая пасть и влажный блеск белоснежных зубов…

– Что-что? – Антхеора склонила голову к лицу Элхаджа. – Он что-то говорит.

– Волки, – повторил он, – где?..

– А, вот в чем дело! – синха улыбнулась. – Волки разбежались. Наши стрелы настигли вожака в тот миг, когда, казалось, тебе уже ничего не поможет… Но он все равно упал на тебя, а ты ударился головой.

«Наши стрелы, – повторил про себя Элхадж, – значит, меня спасли синхи. Но как они очутились здесь, да еще в это время?»

Ему очень хотелось расспросить обо всем эту очаровательную синху, но слова путались, не желая выстраиваться во фразы. Элхадж устало закрыл глаза. Болела нещадно голова, даже просто смотреть было тяжело.

– Поднимайте его, – прозвучал рядом властный голос синха. Не старого метхе, а зрелого мужчины.

Несколько пар сильных рук осторожно приподняли Элхаджа, кто-то сунул под голову свернутую шкуру. Через считаные мгновения синх уже лежал на чем-то жестком.

«Носилки, – догадался он, – они меня отнесут… куда?»

С трудом оглядевшись и выдирая из тумана фигуры синхов на щерах, Элхадж попытался сосчитать число своих спасителей. Пять, десять… больше? Или это двоится в глазах?

Снова появился старый синх, и рядом Антхеора.

– Тебе лучше заснуть, – проскрипел метхе, – путь предстоит неблизкий.

– Как вы меня… нашли? – Элхадж из последних сил боролся с вязкой дремотой.

– Об этом тебе скажет наш жрец, – ответил старик, – спи.

Перед тем как погрузиться в мутный сон, Элхадж успел подумать о том, что все-таки Шейнира не бросила его. И ему стало стыдно оттого, что он посмел злиться на нее. На Темную Шейниру, которая, даже будучи в оковах, заботилась о своем избраннике.

Кто еще, если не она, мог послать синхов в ночную степь?

…О том, как его привезли в жарко натопленный каменный дом, Элхадж помнил слабо. Боль прочно угнездилась в голове, и порой синху начинало казаться, что там, под черепом, засела зловредная личинка, которая час от часу становится все больше и распухает, грозя выдавить мозг через уши. Он едва осознавал, как его роили, как склонялся к нему пожилой, но не старый еще синх, как чужие пальцы осторожно ощупывали затылок…

– Череп треснул, – донесся издалека равнодушный голос синха, – он отправится в царство Шейниры, если не принести жертву.

А потом и боль, и туман, что клубился перед глазами, – все исчезло. Остались добротные деревянные балки под потолком, увешанные гирляндами сушеных ящериц, дразнящий запах бульона и сутулый синх, сидящий рядом с постелью.

Элхадж осторожно шевельнулся. На миг стало страшно от того, что толстая, растущая личинка может вновь заворочаться в голове, но нет. Ничего не произошло.