Век Зверева

Самое интересное начинается потом, когда бородатый выходит из туалета и отправляется через зал на кухню. Легкое замешательство заинтересованных лиц, протирание глаз. С черного хода — а есть и такой в подвальчике — бородатый покидает заведение, тут же по радио об этом уходит информация на пульт и получается, что балаган состоялся. Пока в головах начальников зреет единственно необходимый приказ на задержание обоих бородачей, их и след простыл. Только приходит в себя бандит в кабинке туалета, и Зимаков тут же объясняет что-то набежавшим откуда ни возьмись офицерам.

В метро — столпотворение. Зверев зажат пассажирами в углу. «Парк культуры». Нужно перейти на кольцевую, но он остается на месте. От добра добра не ищут. На «Комсомольской» наконец покидает свое спасительное «дупло». Переход на «Павелецкую». Московское метро он знает отлично. Дважды московские товарищи просили его посетить столицу. И оба раза успешно.

На «Красногвардейской» он спокойно поднимается наверх. В парке провериться совершенно просто. Чисто.

Братеево — район отдаленный. Почти на кольцевой дороге. И пруды на месте, и Люблино недалеко. Вольница. За Москвой-рекой. На том берегу.

К многоэтажке нужной подходит он уже затемно, отсидевшись еще в посадках, надышавшись воздухом.

Квартира на третьем этаже, дверь, обитая дерматином. Вот сейчас позвонит он, и откроют ему Зимаков с офицерами, и засмеются глумливо и нехорошо. Только открывает старичок препротивный. Это с виду. Наверное, душа у него добрая.

Зверев долго принимает ванну, растирается мочалкой, переодевается в чистое. Старичок достает одежду из шкафа и ничего не спрашивает. Потом они пьют чай на кухне.

— Как вас по имени-отчеству? — спрашивает наконец Зверев.

— Вот с этого и надо было начинать.

— Виноват. Обстоятельства так сложились. Соображал туго.

— Соображал ты правильно. Отходняк у тебя был, Юрий Иванович.

— Так как звать-то?

— Олег Сергеевич.

— Это по-настоящему?

— Тебе паспорт показать?

— А паспорт настоящий?

— И паспорт, и Звезда Героя.

— Какого?

— Советского Союза. Показать Звезду?

— Я верю.

— Ты хоть раз ее видал близко?

— Видал.

— Где?

— В вещдоках.

— И что?

— Возвратили.

— Кому?

— Хозяину.

— Ну, слава Богу.

Чай крепкий, густой, варенье клюквенное, колбаса «Любительская», батон, масло. Все скромно, по-домашнему.

Потом Зверев укладывается на раскладушке, Олег Сергеевич — на диване. Квартира однокомнатная, небогатая.

— Олег Сергеевич?

— А?

— Ты чего живешь небогато?

— А это не моя квартира.

— А чья же?

— Конспиративная.

Зверев не знает, удовлетворен он таким ответом или нет. С этой мыслью он засыпает.

Олег Сергеевич долго ворочается, слушает радиоприемник, все вертит ручку настройки, то «Свободу» послушает, то «Би-би-си», то «Голос Америки». Только «Эхо Москвы» не слушает, а случайно зацепив, тут же уходит на другую волну. Есть за что не любить ему эту станцию.

Рассказчик

Если бы не Белостокский сюрприз, Зверев достиг бы большого совершенства в деле скалолазания. На пик бы его никто не взял, но работать бы заставили на все сто. Теперь нужно было его как-то с вершин возвращать на землю, переводить в обычное состояние, заставлять двигаться, вынуждать выходить на Бухтоярова. А это значит, дорога Юрию Ивановичу лежала в Кенигсберг.

Вернусь немного назад. Подготовка к восхождению шла своим чередом, Зверев был в порядке, время от времени Зимаков докладывал по рации о том, появился ли у него боевой блеск в глазах и нет ли аритмии сердца. Не шалит ли давление. Юрий Иванович мужиком оказался крепким.

Мы решили построить такой спектакль: снять Зверева из лагеря принудительно, под конвоем, как бы от лица ФСБ, а потом внизу дать бежать. Взяли из Питера сотрудника милиции, который знал его в лицо, провели с ним работу. Все шло нормально. Зимаков оставил его на ночь одного в домике, в ожидании женских ласк. Такой был посыл. Да и дама, кажется, не возражала. Потом по рации вызвал группу. Куренного, знавшего Зверева, вел наверх Комов, известная в спортивных кругах личность. Парень к тому времени обнищал совсем, а тут — и привычное дело, и деньги, и как бы долг перед Родиной. Ему мы обрисовали Зверева как бандюгу жуткого, но объяснили, что риска никакого. И ошиблись.