Век Зверева

Мы не знали, где сейчас Охотовед, но знали о том, что на него можно выйти через Наджибуллу. Реакция Бухтоярова была труднопредсказуемой. Он не мог верить нам, а времени для консультаций — не оставалось. Наджибулла засветился в операции со Штоком и должен был быть взят со дня на день. Логика ситуации диктовала ему побег, дно, «анабиоз». Но даже это было сейчас затруднительно.

Зверев своей ничем не оправдываемой выходкой погубил себя, создал головную боль всем, кто так трепетно искал его и берег. Бухтоярову стоило внести своего жизнелюбивого друга в список потерь и перестроить свои оперативные планы без учета этой выбывшей единицы. Но что-то изменилось в мире. Законы, по которым жил Бухтояров, по которым строил свою работу, а только благодаря этим законам он еще и не был отправлен на тот свет, еще сотрясал устои демократии, как какой-то сказочный предводитель вольного сброда, — законы эти более не являлись для него догмой. Как и для меня.

Мой человек вышел на Наджибуллу, при возвращении из этой экскурсии был взят, Наджибулла хотя бы успел передать информацию Звереву. Таковы были результаты прогулки по девочкам нашего героя. И теперь Охотовед вышел из укрытия и решил вывести своего друга из квартиры, где только что была отпразднована краткая и безумная свадьба.

…Он уснул на краткий миг и проснулся тут же, нашел справа от себя женщину и прижался к ней, и обнял и вторгся, и потом опять уснул и проснулся вновь. Часы на столике, китайская говорящая игрушка, случайно задетая таблетка, клавиши, часы и минуты. И ночь разделилась надвое.

Любая ночь состоит всегда и всюду из двух частей. Одна из них — ненависть, другая — любовь. А может быть — наоборот. Это началось не сейчас. А когда-то было совсем по-другому. Раньше было просто и светло, и даже не ночи были, случались и дни, что умещались в открытую фортку, и воздух, напитанный солнцем, перетекал в комнату из огромного пространства, составлявшего двор, и было это в шестнадцать часов сорок пять минут, как успел он заметить тогда, глянув на часы с гирями, стоявшие справа от шкафа с распахнутой дверкой, и не было металлического голоса со лживой интонацией, раздающегося из китайской игрушки.

Любая ночь теперь состоит всего из двух с трудом различимых личин. Утром Юрий Иванович Зверев и Татьяна Ивановна Гагарина чинно и беспечно, как им это будет казаться, станут примерять свои одежды.

Короткая и случайная ночь. А были так прозрачны и так легки пальцы, зацелованные на взлете. Лица еще не обернулись масками покупателей в магазине «24 часа» и жизнь все скрывала когти и клыки.

Если бы мог сейчас закричать Юрий Иванович, не испугав до смерти Татьяну Ивановну, то сделал бы это. Но если бы он закричал, то крик бы получился жутким.

Он наконец вернулся в мир вращающихся шестерен, которые снова подминали его, подошел к окну.

Все там было как обычно, спокойно и безмятежно, но что-то и не так. Через пятнадцать минут он обнаружил не признаки даже, а какой-то намек на наружку. Этот рефлекс и видение оперативника никогда почти не обманывали его.

— Ты, Таня, за пивком не сходишь?

— А ты, Юра, ничего больше не хочешь у меня попросить?

— Ты сейчас возьмешь авоську и пойдешь.

— Это ты пойдешь туда, откуда пришел. Этажом ниже. Пошел вон.

— Гордость тебя красит. Ну сходи за булкой. Просто выйди.

— Что происходит?

Зверев прогулялся к книжной полке, где за вторым томом Малой советской энциклопедии спрятал ствол. Вообще-то, он принес его сюда во внутреннем кармане куртки, но, учитывая пикантные обстоятельства визита, нашел укромное место.

— Одевайся, выходи. Если хочешь остаться живой.

— Ты кто?

— Дед Пихто. Милиционер-расстрига. Если не уйдешь, погибнешь. Твою квартиру будут брать штурмом люди в черных масках и камуфляже. Нелюбопытный ты человек, Татьяна. Давай договоримся так. Ты идешь сейчас за пивом и возвращаешься. И все. Значит, я ошибся. Я тебе тогда кое-что расскажу. Но даю честное слово, что едва ты выйдешь сейчас из подъезда, из зоны прямой видимости, как будешь встречена и отведена в сторону. Ты — ни при чем. С тобой ничего не случится. Иди.

И Зверев направил на нее дуло, где выходное отверстие черное и неприятное. Она как завороженная посмотрела туда и аккуратно стала собираться.

Через десять минут Татьяна Ивановна не вернулась. Таким образом, пива ему выпить не удалось.

Теперь все зависело от того, решат ли они еще немного подождать здесь Бухтоярова или не рисковать, ворваться в квартиру и предложить искренний разговор?