Век Зверева

— Где хочешь. Берут сильно.

— А оружия припас?

— Не без этого. Только и тебе не скажу.

— Ну и ладно. Считай, что я тебя нанимаю в проводники. Мне бы рыбу половить.

— Красноперку с окушками?

— Да какую угодно.

— Пошли. Удочки под навесом, во дворе.

Они вышли во двор. Солнце как бы раздумывало, падать ему за лес или нет. Пирогов сдернул пласт перегноя, набрал червей в консервную банку.

— Ты бы мне еще хозяйство свое показал. Ни разу не был в таких амбарах. Я ведь житель городской.

— Ты из какого города?

— Из Братиславы.

— Не был ни разу. В Германии был.

— А мне не приходилось.

— Ну и хорошо. Скучно там.

— То есть?

— Народ они недоделанный. Чего-то в мозгах не хватает. Самую малость.

Лемке засмеялся и пошел к амбарам.

— Мне примерно так говорил папаша. А он очень хорошо знал немчуру. Кстати, хутор-то фашистский. Потом тут хохол какой-то жил.

— Хохол, это кто?

— Это украинец, только вредный. Ни с Донбасса, ни с Запорожья. И ни с западенщины. Тот, что коренной малоросский. Вроде и свой народ, но почему такой самодостаточный?

— Ваня, не бери в голову.

— А здорово ты научился по-русски.

— А я — филолог. Русист.

— Вот это сильно. Молодец.

— Ну, пока клев не очень, пошли по хозяйству.

Лемке долю и обстоятельно обходил постройки.

Даже упряжь с тех небывалых времен нашлась и была отремонтирована Иваном. Он вычистил все помещения, подремонтировал, залатал крыши. Эти постройки были рассчитаны на вечность и оправдывали свое предназначение.

По лестнице Отто Генрихович поднялся на сеновал. Иван и здесь прошелся метелкой, хоть гостей приводи. Лемке открыл ставни слухового окна, оглядел окрестности. Фантастически красивый болотный угол. Дедушка Лемке, по рассказам, часто пропадал на охоте. Вдали — низкие березки, осина, сосны. А если идти на Запад, переходя вброд речки, минуя топи, выйдешь к каналу. Там Куршский залив. Жемчужина Пруссии. Отто Генрихович только сейчас, на сеновале, хранящем память долгих трав и радость перемен времени года, понял, что вернулся домой…

Лодка в хозяйстве была несоответствующей. Приходилось вычерпывать.

— Лодку-то не успел починить?

— Материалов нет. Смолы, пакли. Я сделаю.

— Не сомневаюсь…

У Ивана возле самого берега, в траве, было прикормленное место. Килограмма три красноперки наловили за два часа. Лемке хотел ловить еще, но Иван удержал:

— Брось ты ее. Сети кинем, и вся рыба наша.

— А линь?

— И линь. Ты деньгами располагаешь?

— Есть немного.

— Я в поселок сбегаю. Маргарина прикуплю, макарон, хлеба, кофейку.

— Когда успеешь?

— К полуночи вернусь.

— А не боишься меня на хозяйстве оставлять?

— Стасис, собака, сгинул. Он был за хозяина.

— Кто такой?

— Литовец один. Из бомжей.

— А разве есть такие? Литовцы — народ серьезный.

— Стасис подыхал, как собака, в Кенигсберге. Кинули его с деньгами. Ну, дело торгово-мелкооптовое. Я его в пивнушке встретил, привез сюда, отлежался парень, откормился рыбой. Хутор хотя и в болотине, а оставлять боязно. Я отсюда каких-то урок выгнал. Загажено все было. Семья. Девка лет двадцати пяти, а выглядит на сорок, мужики. Маленькие и вонючие. Дурцу здесь варили.

— А не боишься? Дурца — дело хитрое.

— Хитрее АКМ-а нет ничего.

— Так и он у тебя есть?

— Я здесь длительную осаду выдержу. А ты можешь не искать. Не найдешь стволы. Впрочем, я и так лишнее говорю, но все знают, что оружия вокруг немерено расползлось.

— Я, Ваня, рыбу чищу, уху буду варить. Где у тебя соль, перец?

— Найдешь там, в доме, в баночках. Я часа за три обернусь. Вот сколько бегаю по болотине, постичь не могу, как старый хозяин сюда грунт таскал? По гатям? А плиты каменные? Меня масштабы строительства поражают.

— Немцы — народ странный.

— Вот именно. С винтом в голове. Ты, кстати, на немца похож.

— То есть как?

— Внешне. Гордой посадкой головы и голубыми глазами.

— Спасибо на добром слове.

Иван ушел во чрево болот, только песня походная медленно исчезала, таяла.

Отто Генрихович раскрыл хороший складной нож, принялся чистить красноперку, плотву, окушков. Потом сходил на огород. У Ивана возле порушенной теплицы картошка росла, укроп, лук и редиска. Истинный хозяин хутора нарыл несколько клубней, отмыл их, почистил.

Иван за три часа, естественно, не обернулся. Появился после полуночи с припасами и тремя литровыми бутылками водки. Уха уже остыла, и ее решили не разогревать.

Через два дня Отто Генрихович попрощался с господином Пироговым.

В Калининграде он вызвал в отель Стасиса Чапаса и долго беседовал с ним, после чего тот отбыл на автобусе в Большаково.

Стасису Пирогов был искренне рад. Ему давно нужно было посетить место службы — Балтийск.

Лемке запретил убивать Пирогова на хуторе, и потому Стасис долго шел с ним в сторону поселка, сжимал в кармане нож, то отступал на шаг, то выскакивал вперед.

— Что ты как блоха сегодня скачешь?

Он дал уехать Пирогову из поселка, потом тайно вышел, минуя Большаково, на трассу, остановил транзитный КамАЗ. В Полесске автобус стоял тридцать минут. КамАЗ обошел ЛАЗ уже возле Калининграда.