Века перемен. События, люди, явления: какому столетию досталось больше всего?

Меня все это, конечно, повергает в депрессию. Но я бы все-таки предпочел, чтобы мы направились к Устойчивому будущему – пусть мы и вряд ли до него дойдем, – а не рухнули в противоположный конец спектра, к Всеобщему кризису, в котором солнечная, водяная и ветряная энергии и биотопливо не успевают компенсировать исчезновение ископаемого топлива. В таких обстоятельствах нас ждет не упорядоченная иерархия, а беспорядочная. Экономика бедных государств погибнет. Их политическая система быстро перестанет функционировать – и воцарится анархия. В центральном ядре Запада начнется спад экспорта. Импорт пищи тоже пойдет на убыль, когда рухнет экономика стран-экспортеров. Цены поднимутся, инфляция начнет быстро расти, и люди перестанут тратить деньги на что-то, кроме самого необходимого. Компании, торгующие предметами роскоши, разорятся. Опустеют полки магазинов, еду будут выдавать по карточкам. Система правопорядка постепенно начнет приходить в упадок. Международная торговля между странами Запада постепенно иссякнет. На улицы выведут военных. Те, у кого есть возможность защитить свои запасы еды от грабителей, возьмутся за оружие – других вариантов не останется. А что произойдет потом, когда экономика окончательно развалится, и солдаты и сами разойдутся по домам, чтобы защитить свои семьи, предположить легко – и ужасно. Любой, кто хоть как-то зависит от системы здравоохранения, коммерческой помощи, пособий и так далее, окажется в очень уязвимом положении. Напротив, те, у кого есть личные запасы еды и кто может гарантировать, что прокормит других, будут обладать огромной властью – до тех пор, пока смогут сохранять контроль над этими запасами. Даже в сельской местности будет очень трудно восстановить устойчивый образ жизни. Мы утратили методы земледелия, которыми так успешно пользовались во время Сельскохозяйственной революции XVIII и начала XIX в., из-за деквалификации населения в целом и сельскохозяйственных рабочих в частности. Не будет никаких излишков, чтобы прокормить города. Подобный кризис может легко привести к смертности на уровне 60 процентов или даже больше – как во времена «Черной смерти». Оставшееся население Земли вернется примерно на уровень XVII в., отчаянно пытаясь адаптироваться к миру без автомобилей, грузовиков, тракторов, искусственных удобрений и рыболовных катеров. Единственное, что, скорее всего, точно выживет, – право на собственность: оно выжило и после «Черной смерти», и после кризисов XVII в. Когда снова восстановится стабильность (со значительно уменьшившимся населением), выжившие тут же поделят между собой все, до чего смогут дотянуться. Они начнут перестраивать общество, повторяя многие шаги, рассмотренные во второй половине книги, и, возможно, в конце концов на планете установится олигархия, похожая на ту, которую мы рассматривали выше, говоря об Устойчивом будущем. Но вот сразу после катастрофы выжившие, по сути, станут такими же вассалами, как и их средневековые предки. Независимые военачальники будут доминировать в невероятно опасной неофеодальной системе; войска будут защищать их самих, их территории и работников от нападения соперников.

Общее потребление энергии и потребление энергии из возобновляемых источников, 1965–2013 (в эквиваленте миллионов тонн нефти)[227]

Зная об этих двух крайностях, можно ли как-либо предположить, что нас ждет дальше – какой-либо вид Устойчивого будущего с миром, раздираемым иерархией и нищетой, но при этом стабильным и относительно мирным, или же нам придется пройти через горнило Всеобщего кризиса? У нас есть факты, указывающие и на то и на другое. Один из главных поводов опасаться самого худшего – самоуспокоенность общества. Люди, которые не знают историю и не могут представить себе внезапного катастрофического ухудшения условий жизни, отказываются признать, что им или их детям придется совершенно изменить представления о том, какой образ жизни считается «нормальным». Они будут требовать для себя всех привилегий общества конца XX в. – пока не станет слишком поздно.