Вэкфильдский священник

Такъ какъ и я былъ хорошаго мннія о дловитости сына, я охотно уступилъ ему это порученіе. Поутру сестры принялись снаряжать его на ярмарку: он подстригли ему волосы, вычистили вс пряжки, а шляпу подкололи булавками. Когда все было готово, мы имли удовольствіе видть, какъ онъ влзъ на коня и поставилъ передъ собой деревянный ящикъ, въ который долженъ былъ положить пряности и разныя приправы, закупивъ ихъ на ярмарк. На немъ было суконное платье цвта, извстнаго подъ именемъ «громъ и молнія», и хотя онъ изъ него значительно выросъ, но оно было еще слишкомъ свжо, чтобы его бросать. Жилетъ на немъ былъ зеленовато-желтый, а волосы сестры подвязали ему широкой черной лентой. Когда онъ тронулся въ путь, мы проводили его на нсколько шаговъ отъ дому и до тхъ поръ кричали ему вслдъ: «Счастливаго пути, дай Богъ успха!» пока онъ не скрылся изъ вида.

Только что мы его проводили, явился буфетчикъ отъ мистера Торнчиля и началъ насъ поздравлять съ тмъ, будто онъ сейчасъ слышалъ, какъ его молодой хозяинъ отзывался о насъ съ самой лестной стороны.

Добрыя всти какъ будто сговорились сегодня слетаться къ намъ одна за другою. Вслдъ за буфетчикомъ изъ того же замка пришелъ лакей и принесъ моимъ дочерямъ записку, въ которой значилось, что об столичныя дамы получили отъ мистера Торнчиля столь удовлетворительныя о насъ свднія, что, собравъ еще нсколько справокъ, он надются окончательно поладить съ нами.

— Признаюсь, воскликнула жена моя, — какъ видно, попасть въ эти знатныя семейства не очень-то легко. Зато ужъ когда попадешь, то — какъ говоритъ Моисей — спи себ безъ заботы.

На эту остроту (ибо жена моя принимала это за остроуміе) наши дочери громко расхохотались, а жена была до того счастлива содержаніемъ помянутой записки, что вынула изъ кармана кошелекъ и вручила лакею семь съ половиною пенсовъ за труды.

Этимъ визиты не кончились. Пришелъ мистеръ Борчель прямо съ ярмарки. Онъ принесъ нашимъ малюткамъ по большому инбирному прянику, который жена моя тотчасъ отобрала въ шкафъ, сказавъ, что будетъ давать имъ всякій день понемногу. Двочкамъ нашимъ онъ принесъ по шкатулк, въ которыхъ он могли хранить все, что угодно: облатки, табакъ, мушки или даже деньги, когда случатся. Жена моя, мимоходомъ сказать, предпочитала для этой цли кошельки изъ хорьковой шкурки, потому что они приносятъ счастье. Мы все еще были расположены къ мистеру Борчелю, хотя до нкоторой степени сердились на него за вчерашнее невжество. Нельзя же было не сообщить ему о нашемъ счастіи и даже не посовтоваться на этотъ счетъ. Потому что мы хоть и не слдовали чужимъ совтамъ, но никогда не пропускали случая спрашивать ихъ. Когда онъ прочелъ записку знатныхъ дамъ, онъ замоталъ головой и замтилъ, что въ подобныхъ случаяхъ нужно быть до крайности осторожнымъ. Его недоврчивое отношеніе крайне обидло мою жену.

— Я и не сомнвалась, сэръ, воскликнула она, — что вы непремнно станете противъ меня и моихъ дочерей. Больно ужъ вы осторожны стали! Въ другой разъ, когда будемъ спрашивать совта, мы обратимся къ такимъ людямъ, которые сами умли бы слушаться добрыхъ людей.

— Мое прежнее поведеніе къ длу не относится, сударыня, возразилъ онъ:- если я самъ не съумлъ во-время воспользоваться данными мн предостереженіями, это не причина, чтобы не предостеречь другихъ, особенно когда меня просятъ объ этомъ.

Опасаясь, какъ бы на это со стороны жены моей не послдовало отвта боле обиднаго, чмъ остроумнаго, я поспшилъ перемнить разговоръ, выразивъ преувеличенное безпокойство по поводу того, что уже смеркается, а сынъ нашъ все еще не воротился съ ярмарки.

— Пожалуйста, не тревожься о сын, сказала жена:- поврь мн, что онъ малый не промахъ, небось, не станетъ продавать курицу въ дождливый день. Ему случается покупать до того дешево, что просто удивительно. Я бы могла разсказать вамъ на этотъ счетъ такія исторіи, что животики надорвешь… А вотъ и онъ, легокъ на помин: вонъ идетъ Моисей, безъ лошади и съ ящикомъ за спиной.

И точно, по дорог медленно шелъ Моисей, усталый и вспотвшій подъ тяжестью ящика, который онъ подвязалъ себ подъ мышки какъ коробейникъ.

— Здравствуй, здравствуй, Моисей! Здоровъ ли, дружокъ мой, что-жъ ты намъ принесъ съ ярмарки?

— Самого себя принесъ, отвчалъ Моисей, лукаво прищурившись и ставя ящикъ на столъ.

— Ну, Моисей, это мы и такъ видимъ, сказала жена, — а куда же ты двалъ лошадь?

— Продалъ! объявилъ Моисей, — продалъ за три фунта пять шиллинговъ и два пенса.

— Молодецъ мальчикъ! продолжала она: — ужъ я знала, что ты у меня мастеръ зашибить деньгу. Между нами сказать, въ одинъ день заработать три фунта пять шиллинговъ и два пенса — не шутка! Ну-ка, подавай сюда денежки.

— Да я деньгами-то ничего не принесъ, сказалъ Моисей: — у меня все пущено въ оборотъ, дешевая покупка попалась. Вотъ вамъ, продолжалъ онъ, вытаскивая изъ-за пазухи свертокъ:- все тутъ, двнадцать дюжинъ зеленыхъ очковъ въ серебряной оправ и въ сафьянныхъ футлярахъ.

— Двнадцать дюжинъ… зеленыхъ очковъ?.. повторила моя жена ослабвшимъ голосомъ:- ты отдалъ лошадь и за это ничего намъ не принесъ, кром скверныхъ зеленыхъ очковъ?