стала читать научные книги, исключительно эмоциональный народнический тип стал
изменяться под влиянием интеллектуалистической струи. Потребность в философском
обосновании своих социальных стремлений стала удовлетворяться диалектическим
материализмом, а потом неокантианством, которое широкого распространения не
получило ввиду своей философской сложности. «Философом» эпохи стал Бельтов-
Плеханов, который вытеснил Михайловского из сердец молодежи. Потом на сцену
появился Авенариус и Мах, которые провозглашены были философскими спасителями
пролетариата, и гг. Богданов и Луначарский сделались «философами» социал-
демократической интеллигенции. С другой стороны возникли течения идеалистические и
мистические, но то была уж совсем другая струя в русской культуре. Марксистские
победы над народничеством не привели к глубокому кризису природы русской
интеллигенции, она осталась староверческой и народнической и в европейском одеянии
марксизма. Она отрицала себя в социал-демократической теории, но сама эта теория была
У нас лишь идеологией интеллигентской кружковщины. И отношение к философии
осталось прежним, если «не считать того критического течения в марксизме, которое
потом перешло в идеализм, но широкой популярности среди интеллигенции не имело.
Интерес широких кругов интеллигенции к философии исчерпывался потребностью в
философской санкции ее общественных настроений и стремлений, которые от
философской работы мысли не колеблются и не переоцениваются, остаются
незыблемыми, как догматы. Интеллигенцию не интересует вопрос, истинна или ложна,
например, теория знания Маха, ее интересует лишь то, благоприятна или нет эта теория
идее социализма,: послужит ли она благу и интересам пролетариата; ее: интересует не то,
возможна ли метафизика и существуют ли метафизические истины, а то лишь, не
повредит. ли метафизика интересам народа, не отвлечет ли от борьбы с самодержавием и
от служения пролетариату. Интеллигенция готова принять на веру всякую философию
под тем условием, чтобы она санкционировала ее социальные идеалы, и без критики
отвергнет всякую, самую глубокую и истинную философию, если она будет заподозрена в
неблагоприятном или просто критическом отношении к этим традиционным настроениям,
и идеалам. Вражда к идеалистическим и религиозно-мистическим течениям,
игнорирование оригинальной и полной творческих задатков русской философии основаны
на этой «католической» психологии. Общественный утилитаризм в оценках всего,
поклонение «народу» – то крестьянству, то пролетариату, – все это остается моральным
догматом большей части интеллигенции. Она: начала даже Канта читать потому только,
что критический марксизм обещал на Канте обосновать социалистический идеал. Потом
принялась даже за с трудом перевариваемого Авенариуса, так как отвлеченнейшая,
«чистейшая» философия Авенариуса без его ведома и без его вины представилась вдруг
философией социал-демократов «большевиков».
В этом своеобразном отношении к философии сказалась, конечно, вся наша
малокультурность, примитивная недифференцированность, слабое сознание безусловной
ценности истины и ошибка морального суждения. Вея русская история обнаруживает
слабость самостоятельных умозрительных интересов. Но сказались тут и задатки, черт
положительных и ценных – жажда целостного миросозерцания, в котором теория слита с
жизнью, жажда веры. Интеллигенция не без основания относится отрицательно и
подозрительно к отвлеченному академизму, к рассечению живой истины, и в ее
требовании целостного отношения к миру и жизни можно разглядеть черту
бессознательной религиозности. И необходимо резко разделить «десницу» и «шуйцу» в
традиционной психологии интеллигенции. Нельзя идеализировать эту слабость
теоретических философских интересов, этот низкий уровень философской культуры,
отсутствие серьезных философских знаний и неспособность к серьезному философскому
мышлению. Нельзя идеализировать и эту почти маниакальную склонность оценивать
философские учения и философские истины по критериям политическим и утилитарным,
эту неспособность рассматривать явления философского и культурного творчества по
существу, с точки зрения абсолютной их ценности. В данный час истории интеллигенция
нуждается не в самовосхвалении, а в самокритике. К новому сознанию мы можем перейти
лишь через покаяние и самообличение. В реакционные 80-е годы с самовосхвалением
говорили о наших консервативных, истинно-русских добродетелях, и Вл. Соловьев
совершил важное дело, обличая эту часть общества, призывая, к самокритике и покаянию,