Читаем Вехи полностью

стала   читать   научные   книги,   исключительно   эмоциональный   народнический   тип   стал

изменяться   под   влиянием   интеллектуалистической   струи.   Потребность   в   философском

обосновании   своих   социальных   стремлений   стала   удовлетворяться   диалектическим

материализмом,   а   потом   неокантианством,   которое   широкого   распространения   не

получило   ввиду   своей   философской   сложности.   «Философом»   эпохи   стал   Бельтов-

Плеханов,   который   вытеснил   Михайловского   из   сердец   молодежи.   Потом   на   сцену

появился Авенариус и Мах, которые провозглашены  были философскими спасителями

пролетариата,   и   гг.   Богданов   и   Луначарский   сделались   «философами»   социал-

демократической интеллигенции. С другой стороны возникли течения идеалистические и

мистические,   но   то   была   уж   совсем   другая   струя   в   русской   культуре.   Марксистские

победы   над   народничеством   не   привели   к   глубокому   кризису   природы   русской

интеллигенции, она осталась староверческой и народнической и в европейском одеянии

марксизма. Она отрицала себя в социал-демократической теории, но сама эта теория была

У   нас   лишь   идеологией   интеллигентской   кружковщины.   И   отношение   к   философии

осталось   прежним,   если   «не   считать   того   критического   течения   в  марксизме,   которое

потом перешло в идеализм, но широкой популярности среди интеллигенции не имело.

Интерес широких кругов интеллигенции к философии исчерпывался потребностью в

философской   санкции   ее   общественных   настроений   и   стремлений,   которые   от

философской   работы   мысли   не   колеблются   и   не   переоцениваются,   остаются

незыблемыми, как догматы. Интеллигенцию не интересует вопрос, истинна или ложна,

например, теория знания Маха, ее интересует лишь то, благоприятна или нет эта теория

идее социализма,: послужит ли она благу и интересам пролетариата; ее: интересует не то,

возможна   ли   метафизика   и   существуют   ли   метафизические   истины,   а   то   лишь,   не

повредит. ли метафизика интересам народа, не отвлечет ли от борьбы с самодержавием и

от служения пролетариату. Интеллигенция готова принять на веру всякую философию

под   тем   условием,   чтобы   она   санкционировала   ее   социальные   идеалы,   и   без   критики

отвергнет всякую, самую глубокую и истинную философию, если она будет заподозрена в

неблагоприятном или просто критическом отношении к этим традиционным настроениям,

и   идеалам.   Вражда   к   идеалистическим   и   религиозно-мистическим   течениям,

игнорирование оригинальной и полной творческих задатков русской философии основаны

на   этой   «католической»   психологии.   Общественный   утилитаризм   в   оценках   всего,

поклонение «народу» – то крестьянству, то пролетариату, – все это остается моральным

догматом большей части интеллигенции. Она: начала даже Канта читать потому только,

что критический марксизм обещал на Канте обосновать социалистический идеал. Потом

принялась   даже   за   с   трудом   перевариваемого   Авенариуса,   так   как   отвлеченнейшая,

«чистейшая» философия Авенариуса без его ведома и без его вины представилась вдруг

философией социал-демократов «большевиков».

В   этом   своеобразном   отношении   к   философии   сказалась,   конечно,   вся   наша

малокультурность, примитивная недифференцированность, слабое сознание безусловной

ценности   истины   и   ошибка   морального   суждения.   Вея   русская   история   обнаруживает

слабость самостоятельных умозрительных интересов. Но сказались тут и задатки, черт

положительных и ценных – жажда целостного миросозерцания, в котором теория слита с

жизнью,   жажда   веры.   Интеллигенция   не   без   основания   относится   отрицательно   и

подозрительно   к   отвлеченному   академизму,   к   рассечению   живой   истины,   и   в   ее

требовании   целостного   отношения   к   миру   и   жизни   можно   разглядеть   черту

бессознательной религиозности. И необходимо резко разделить «десницу» и «шуйцу» в

традиционной   психологии   интеллигенции.   Нельзя   идеализировать   эту   слабость

теоретических   философских   интересов,   этот   низкий   уровень   философской   культуры,

отсутствие серьезных философских знаний и неспособность к серьезному философскому

мышлению.   Нельзя   идеализировать   и   эту   почти   маниакальную   склонность   оценивать

философские учения и философские истины по критериям политическим и утилитарным,

эту   неспособность   рассматривать   явления   философского   и   культурного   творчества   по

существу, с точки зрения абсолютной их ценности. В данный час истории интеллигенция

нуждается не в самовосхвалении, а в самокритике. К новому сознанию мы можем перейти

лишь через покаяние  и самообличение.  В реакционные  80-е годы  с самовосхвалением

говорили   о   наших   консервативных,   истинно-русских   добродетелях,   и   Вл.   Соловьев

совершил важное дело, обличая эту часть общества, призывая, к самокритике и покаянию,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология