В контексте эпохи явственно проступает смысл непрекращающегося спора благородного рыцаря Печального Образа и его верного оруженосца. Разве не высвечиваются скрытые стороны противостояния Дон Кихота и Санчо Пан-сы, если взглянуть на него через призму их страны, которая сама себя загнала в безжалостные тиски векового конфликта и в которой все яснее проступающие признаки хозяйственного оскудения находили отражение в застое, в деградации всех сфер общественной жизни? Ведь героическое безумие и народная житейская смекалка вели свой бесконечный диалог на каменистых дорогах Испании, изнемогавшей ради достижения несбыточной цели, столь же химеричной и призрачной, как иллюзорный мир рыцарских романов, которые свели с ума мечтателя из Ла-Манчи. Конечно, этот спор двух путников - олицетворение извечного противоборства поэзии и позы, романтики и обыденности, возвышенного идеализма и не воспаряющего к небесам, но зато надежного здравого смысла, верной опоры в трудных обстоятельствах. И все же здесь не только столкновение полярных жизненных позиций, несхожих нравственных ориентиров, связанных с иными системами ценностей, но и воплощение той исторической альтернативы, перед которой стояли испанское государство и общество на рубеже XVI и XVII столетий, - в том виде, в каком она представлялась создателю бессмертного романа о рыцаре Дон-Кихоте.
Закат
В условиях антагонистических классовых формаций общая прогрессивность позиции стран, противостоявших консервативному лагерю, не означала, что их военные цели носили только оборонительный характер, ограничивались защитой собственной независимости и в отдельных случаях - распространением собственной идеологии и политических порядков. В годы ожесточенной борьбы у протестантов возникала, конечно, мысль о военном подавлении папской «гидры» в самом ее центре. Агриппа д'Обиньи в своих «Трагических поэмах» призывал:
Давайте ринемся на легионы Рима,
На змей Италии! Как шел необоримо
Горевший мужеством суровый Ганнибал
И в Альпах путь пробил, и на врага напал.
Так устремляюсь я в огне и твердой вере
И семихолмных стен проламываю двери,
И повергаю я тот лжи оплот во прах,
Который цезарям внушает ложный страх.
Но эта цель не была реальной и никогда не становилась политической программой протестантского лагеря.
Однако к его реальным целям неизменно примешивались экспансионистские цели господствующих классов. Так, с конца XVI века голландцы, вызывая острую зависть у англичан, приступили к захвату испанских и особенно португальских колоний (которые после присоединения Португалии к Испании в 1580 г. находились под властью Мадрида) на Молуккских островах, в Индии, на Антильских островах, а в 1630 году вытеснили португальцев из Бразилии1.
В целом в XVI веке протестантизм, постольку поскольку речь шла о межгосударственных отношениях, занимал оборонительную позицию. Его противник обладал превосходством в материальных и людских ресурсах. Однако это не значит, что протестантскому лагерю были чужды идеи «экспорта Реформации». Ив этом протестантская сторона потерпела полную неудачу. Нигде протестантство не удалось распространить и утвердить с помощью вооруженной интервенции. Всюду - в большой части Германии, в Скандинавских странах, в Англии, Шотландии - утверждение Реформации было результатом внутреннего развития: облик, который она приобрела, был следствием соотношения социальных сил, политической борьбы внутри страны. Поэтому в странах, где восторжествовал протестантизм, утвердились различные направления реформированной церкви -от кальвинизма до англиканства, которое не без основания считали находящимся посредине между католицизмом и радикальными течениями в Реформации. Компромиссный характер носил и статус гугенотов во Франции, несмотря на поддержку, которую они получали от протестантских государств. Хотя бывший предводитель гугенотов Генрих IV занял престол, они добились не равенства с католи -ками, а только гарантии прав меньшинства. Однако вместе
с тем протестантское меньшинство сохранило свои позиции, и его последующее ослабление в XVII веке было связано уже с дезертирством дворянства из гугенотского лагеря.
Даже в Нидерландах разделение на семь северных кальвинистских провинций, образовавших Голландскую республику, и десять южных католических провинций отнюдь не было лишь следствием успехов в 1584-1585 годах войск Александра Пармского, возвратившего Филиппу II уже почти потерянную Фландрию. Сами эти успехи стали возможными в результате хода классовой борьбы во Фландрии, победы католической партии, острого соперничества между буржуазией северной и южной частей Нидерландов. Особую роль сыграла экономическая незаинтересованность северных провинций в освобождении своих торговых конкурентов - южных городов. Именно поэтому голландцы были озабочены только тем, чтобы стабилизировать линию фронта на границе между южными и центральными провинциями Нидерландов •- и вполне преуспели в этом.